Столетие подходило к концу, все менялось, и Дьюи взрослел. Он проводил больше времени в своей постельке, энергичные игры сменились спокойными поездками на книжной тележке с Джой. Вместо того чтобы вспрыгивать на тележку, он мяукал Джой, чтобы она подсадила его, и ехал, как капитан на носу своего корабля. Он перестал прыгать на осветительную арматуру — я считаю, дело было не в физических способностях, а в том, что это развлечение ему надоело. Он не избегал грубоватых тисканий, но любил мягкое обращение, как тот бездомный, который стал одним из его лучших друзей. В таком городе, как Спенсер, трудно оставаться невидимым, но этому мужчине почти удалось добиться успеха. Он просто каждый день появлялся в библиотеке — небритый, непричесанный и неумытый. Он никому не говорил ни слова. Никогда ни на кого не смотрел. Ему был нужен только Дьюи. Он подхватывал его и перекидывал себе через плечо; Дьюи, мурлыча, висел так минут двадцать, пока этот человек излагал ему все свои секреты.
Когда Дьюи перестал прогуливаться по верху книжных полок, Кей принесла из дому старую кошачью колыбельку и поставила ее на верх полочки на своем рабочем столе. Дьюи сворачивался в ней и наблюдал, как Кей работает. Она внимательно относилась к его потребностям, меняла ему еду, расчесывала свалявшуюся шерсть, помогала мне купать его. Она не была столь терпеливой или мягкой, как я, но даже самое решительное ее обращение с Дьюи заканчивалось нежным поглаживанием его по голове. Как-то незадолго до того, как Кей приступила к новым обязанностям, Дьюи прыгнул в свою постельку, и полочка упала. Кот, растопырив все четыре лапы, отлетел в одну сторону, а блокноты и скрепки в другую. Прежде чем последняя из них упала на пол, Дьюи вернулся, чтобы осмотреть масштабы разрушения.
— Тебя мало что пугает в этой библиотеке, не так ли? — пошутила Кей, и улыбка, которая, как я подозревала, всегда таилась у нее в сердце, ямочками проявилась на щеках.
Кроме того, у него не хватало терпения общаться с дошкольниками, которые таскали и тискали его. Он напрягался, давая понять, что не хочет больше терпеть такое обращение. Однако никогда не обижал малышей и редко от них убегал. Когда какой-то ребенок начинал ему надоедать, он просто отползал и прятался.
Малыши — это была особая история. Однажды я наблюдала, как Дьюи прыгал в нескольких футах от малышки, которая ковыляла по полу в ходунках. Я часто видела, как Дьюи обращается с малышами, так что ничего не опасалась. Но обращаться с малышами надо деликатно, не говоря уж о молодых мамах. Особенно с ними! Дьюи просто сидел со скучающим выражением на физиономии, и на расстоянии казалось, что он как бы говорит:
В 2002 году мы взяли на работу нового помощника детского библиотекаря Донну Стенфорд. Донна поездила по миру как волонтер Корпуса мира и недавно вернулась на северо-запад Айовы, чтобы ухаживать за матерью, которая страдала болезнью Альцгеймера. Донна была спокойной и добросовестной, и сначала я подумала, что Дьюи именно поэтому проводит с ней несколько часов в детском отделе. Мне понадобилось довольно много времени, чтобы понять — Донна не знает никого в городе, кроме своей матери, и даже такое место, как Спенсер, — или, может быть, именно такое место, как Спенсер, где все тесно связаны между собой, — могло показаться человеку со стороны холодным и замкнутым. Единственным здешним обитателем, кто привязался к Донне, был Дьюи. Он любил ездить у нее на плече, когда она в своем кресле на колесиках направлялась к полкам выбирать книги. Устав от этого, он взбирался к ней на колени, чтобы Донна могла приласкать его. Порой она читала ему детские книги. Как-то я с удивлением застала их: Дьюи покоился с закрытыми глазами, а Донна была погружена в глубокие раздумья. Скорее всего, она была удивлена.
— Не беспокойся, — сказала я ей. — Это часть твоей канцелярской работы — иметь дело с этим котенком.