Дитрих и Ремарк

В 1962 году Ремарк, снова посетив Германию, вопреки своему обыкновению дал интервью на политические темы журналу «Ди вельт». Он резко осудил нацизм, напомнил про убийство своей сестры Элфриды и про то, как у него отняли гражданство. Подтвердил свою неизменную пацифистскую позицию и выступил против только что сооруженной Берлинской стены.

На будущий год Полетт снималась в Риме — играла мать героини Клавдии Кардинале в фильме по роману Моравиа «Равнодушные». В это время у Ремарка, жившего в Порто-Ронко, случился инсульт. Но он выкарабкался и вскоре даже смог принять делегацию из Оснабрюка, приехавшую в Аскону вручать ему почетную медаль. Отнесся он к знаку признательности без восторга, записал в дневнике, что с этими людьми ему было не о чем говорить, что он устал, скучал, хотя и был тронут.

В октябре 1964-го ушли из жизни два французских друга Дитрих. Одному она была любовником, другому — приятелем на протяжении всей своей сознательной жизни.

Марлен оплакивала Пиаф с глубокой скорбью.

«Воробушек» лежал в гробу с тем самым золотым крестиком на шее, который она подарила в день свадьбы.

Текст умершего Кокто Марлен вставила в рамку и вместе с его портретом повесила на «стене почета» возле Хемингуэя.

Вскоре состоялась премьера Дитрих в Королевском театре в Лондоне. Переполненная драматическими переживаниями, Марлен пела великолепно. Подобно ослепительно сверкающему бриллианту, она стояла перед алым бархатным занавесом в хрустальном платье, и каждый звук ее голоса проникал в сердца зрителей. Лондон лежал у ее ног. Как и Москва, и Ленинград, в которых Марлен побывала в 1964 году. «В душе я русская», — любила повторять она.

Скандинавские страны, Англия, Франция, Япония, Италия, Испания, Мексика, Австралия, Гавайи, Южная Америка, Голландия, Бельгия, ФРГ, Израиль, СССР — вот неполный перечень покоренных Марлен территорий, подтверждение не только могущества легендарной Дитрих, но и личного мужества этой хрупкой и далеко не юной женщины.

В 1965-м у Марлен обнаружили раковую опухоль. Врачи настаивали на срочной операции, но она решительно отказалась, не зная о диагнозе. Марлен до конца жизни считала врачей шарлатанами и отказывалась верить в то, что ее может настичь серьезная болезнь. Она так привыкла быть исключительной. И в самом деле — после простейшей радиотерапии рак отступил к удивлению врачей и больше никогда не возвращался. Марлен так и не узнала, на краю какой пропасти подхватил ее ангел-хранитель.

20

Ремарк предпочитает оставаться в Швейцарии, в то время как Полетт разъезжает по свету, обмениваясь с ним романтическими письмами. Ремарк подписывал свои послания «Твой вечный трубадур, муж и поклонник». Некоторым друзьям казалось, что в их отношениях было что-то искусственное, наигранное. Если в гостях Ремарк начинал пить, Полетт демонстративно уезжала. К тому же она ненавидела, когда он говорил по-немецки, и не хотела жить в Порто-Ронко, где ее недолюбливали за экстравагантную манеру одеваться и считали высокомерной. Похоже, и этот брак не соответствовал идеалу «вечного союза», воспетого Эрихом в письмах к Марлен. И все яснее становится, что духовное и телесное единение с любимой — утопия, особенно для натуры Ремарка, не умеющего приспосабливаться и довольствоваться имеющимся.

После «Ночи в Лиссабоне» Ремарк написал «Тени в раю». Он много работает, но здоровье его ухудшается. В том же 1967 году, когда немецкий посол в Швейцарии вручил ему орден ФРГ, у Ремарка было два сердечных приступа. Немецкое гражданство ему так и не возвратили. Зато на следующий год, когда Ремарку исполнилось 70 лет, Аскона сделала его своим почетным гражданином. Писать свою биографию он не разрешил даже бывшему другу юности из Оснабрюка.

В это же время Марлен ринулась на завоевание Бродвея. Ее концерт вызвал небывалый ажиотаж. Нью-йоркская полиция на испуганных лошадях пыталась усмирить бушующую толпу, запрудившую всю Сорок шестую улицу. Задрав подол юбки от Шанель, шестидесятилетняя Марлен балансировала на крышах автомобилей, швыряя в орущую толпу, словно конфетти, свои фото с автографом. Вскоре за концертные выступления ей вручили престижную премию «Тони».

На сцене она все еще была прекрасна: мерцающие глаза, удивительное тело, жемчужно-розовая кожа, золотые волосы (теперь уже — парики), гвардейская осанка, гипнотический взгляд из-под полуопущенных ресниц.

На концерт Дитрих приехал фон Штернберг. Они сидели в тихом ресторанчике — еще взвинченная успехом Марлен и похудевший и, кажется, еще уменьшившийся ростом Штернберг. Его поседевшие усы все так же печально свисали от уголков губ, а глаза смотрели с прощальной тоской.

— Поздравляю! Ты и в самом деле невероятна, любовь моя. Я это знал и тогда, в самом начале.

— Когда я была похожа на пробах на волосатую картофелину?

— Это твои собственные слова! Уж больно ты не хотела работать со мной.

— Боялась за тебя — а вдруг подведу? Боялась «Голубого ангела», которым мне предстояло, по существу, стать. Всю жизнь играла шлюх. Где великие роли — Каренина, Дама с камелиями? Где мои «Оскары» и главы в истории кино?