Дитя фортуны

Но вдруг с женщиной что-то случилось. Дни и ночи напролет она плакала, под глазами у нее залегли темные круги, кожа сделалась серой, как зола. А случилось вот что: женщина нашла у себя несколько седых волосков. Схватив зеркало свекрови, она принялась себя разглядывать. И заметила на своем лице морщинки, которых раньше не замечала. И тогда она поняла, что начала стареть. Забыв обо всем на свете, завернувшись с головой в одеяло, женщина целыми днями лежала на деревянном полу, заливаясь горькими слезами. Ее дети исхудали, муж начал лысеть. И вдруг однажды она вновь стала сама собой, только на ее лице появилась лукавая улыбка, словно женщина узнала некую тайну. Вся деревня насторожилась, ибо все поняли: скоро что-то произойдет. И действительно, однажды утром, когда ватага ребятишек шла в школу, они увидели ее тело, висящее на сосне. Женщина повесилась на белом шелковом шарфе, том самом, что был на ней в день свадьбы. В тот же день ее похоронили. Но разговоры о ней не прекращались, и жителям деревни даже казалось, что она и не умирала вовсе: стоило кому-нибудь закрыть глаза, и он видел прекрасную женщину. Со временем муж перестал о ней тосковать, дети вспоминали ее с нежностью, а деревенские мужчины поминали ее всякий раз, когда сидели на берегу реки и пьянствовали. Все женщины деревни поняли, как удалось ей навечно остаться молодой. Но знали они и другое: она заплатила за это цену, которую им всем придется заплатить, когда их кожа сморщится, а волосы будут белыми как снег. И все молодые женщины завидовали ее мужеству, но старые лишь молча переглядывались, так как считали ее полной дурой».

Лайла знала, что это правда. Ее дочь была единственной, кто не менялся с течением времени. Однако видения отнимали у Лайлы энергию, и она все реже подходила к своей дочери. Иногда она просто садилась на стул возле комода и смотрела на спящего ребенка. Так она проводила весь день, охраняя сон дочери, а когда, наконец, отправлялась спать, то видела такие сумбурные сны, что и вспомнить-то их не могла.

С каждым днем Лайла становилась все более нервной, и однажды наступил день, когда она поняла, что еще одного обеда в одиночестве больше не вынесет. Был тихий и теплый мартовский вечер, воздух был чист и прозрачен, в соседнем саду зацвела акация. Лайла знала, что Ричард вернется домой не раньше восьми, поэтому поставила тарелки с едой на поднос и вынесла его во двор. На ней были вельветовые слаксы и шерстяной свитер Ричарда. Вечер был теплый, но она почему-то мерзла. Сначала Лайла подумала, что у нее опять начинаются видения, однако чуть позже ей стало совсем плохо: тело точно протыкали холодным стальным ножом. Она почему-то перестала чувствовать запах лимонного дерева и слышать гул самолетов, пролетающих над домом.

Лайла сидела за столом, перед ней стоял поднос с творогом, фруктами и чаем со льдом. Внезапно она почувствовала, что цепенеет.

«Нужно просто пошевелиться, — сказала она себе, — и все пройдет».

Но когда она вернулась в дом, ей стало хуже. Кровь начала стынуть, превращаясь в лед. Лайла подошла к телефону, чтобы позвонить Ричарду, но обнаружила, что не может вспомнить номер, по которому звонила тысячи раз. Она помнила, что сейчас август, так как на улице тепло. В коридоре послышалась тихая возня. Это ворочалась в постели Дженет Росс. Ей не спалось, поэтому она встала и полезла в шкаф за халатом. В саду на лужайке запели птицы.

Лайла взяла трубку и набрала номер оператора.

— Мне нужно позвонить мужу, — сказала она, как только оператор ответил.

— Вы что, не можете набрать его номер? — спросил оператор.

— Не могу, — ответила Лайла.

— Назовите номер, — сказал оператор. Но в том-то и дело, что номер она забыла. Птицы в саду устроили настоящий тарарам.

Дженет Росс могла войти в детскую в любую минуту, поэтому Лайла решила спрятаться за детской кроваткой. Сперва она подумала, что девочка спит, но потом увидела, что ее глаза открыты. Лайла прижалась лицом к прутьям кроватки и, когда девочка сделала выдох, вобрала его в себя. Он был сладким на вкус, и тогда она поняла, что этот выдох последний. Скорчившись возле кроватки, Лайла слышала, как остановилось сердце ее ребенка. Вот так, рано утром, когда жители Восточного Китая мирно спали рядом со своими женами или мужьями, перестало биться сердце ее дочери.

Занавески в детской были опущены, но даже сквозь них было видно, какая сегодня чудесная погода: настоящий летний день. На солнце примерно тридцать, в тени прохладнее. Тридцать градусов, а Лайле было холодно. Руки дочери слегка дрожали и слабо цеплялись за простыни, а потом вдруг, совершенно внезапно, ее тельце стало тяжелым, как камень, и бледным, как утреннее небо. Лайла вскрикнула всего один раз, но этот крик мог разрезать стекло, мог прорваться даже сквозь время.

— О, пожалуйста, — прошептала Лайла, крепко, до боли в пальцах, сжимая телефонную трубку.