– Ладно, давай, Дэл. Ударь как следует по камертону и держи его рядом с папиной головой. И продолжай так делать, пока я тебя не остановлю.
Я поставила футляр на приставной столик рядом с кроватью и открыла его. Внутри находился оправленный в темно-синий бархат резиновый брусок, размерами и внешним видом похожий на хоккейную шайбу. К нему был намертво прикреплен стальной предмет, по форме похожий на двузубую вилку в форме буквы U. Схватив специальный металлический стержень, я ударила им по камертону. По комнате разнесся знакомый, на редкость приятный звук.
Все вокруг замолчали. Это была эталонная частота Главного Мира, не узнать которую было невозможно. Отец глубоко вздохнул.
– Еще, – подсказала мама, когда звук начал затихать.
Я повторила удар, потом еще и еще. После каждого из них напряженные мышцы отца расслаблялись. Наконец он шепотом произнес мамино имя. Она дала мне знак, и я отложила камертон.
– Чай готов, – сказал вернувшийся с кухни Элиот.
Никто не мог объяснить почему, но при лечении от отравления диссонансной частотой применение обыкновенного черного чая, крепкого и сладкого, являлось стандартной процедурой. Раньше мне это никогда не приходило в голову, но теперь я поняла, что, вероятно, именно по этой причине Монти так любил сладкое. За долгие годы Путешествий, зачастую в самых тяжелых и неблагоприятных условиях, он часто подвергался подобному лечению, что поневоле стал сладкоежкой.
Мама держала чашку, а отец стал осторожно прихлебывать горячий, черный, как деготь, напиток. Услышав, как Кларк и другой Путешественник, помогший занести отца в дом, негромко переговариваются в кухне, я вышла к ним и тоже налила им по чашке чая, а затем снова поставила кипятиться чайник. Оба кивнули мне в знак благодарности и с удовольствием поднесли чашки к губам.
– Ну что, Фостер? – спросила мама, когда отец допил первую порцию чая. – Как ты себя чувствуешь?
Он несколько раз моргнул, а затем низким голосом не совсем внятно произнес:
– Восковые простыни… они сгорели. – Пауза. – Уф. Кажется, я выживу.
– Ты видел Роуз? – обратился к нему Монти, но мама сердито шикнула на него.
Папа закрыл глаза и откинулся на подушку.
– Надо дать ему еще чаю, – сказала мама.
Я снова бросилась в кухню.
– Давай ему отхлебнуть понемногу каждые несколько минут, – велела мама, когда я вернулась.
Какое-то время она молча смотрела через открытую дверь на двух Путешественников, сидящих у кухонного стола. Затем легонько прикоснулась губами к папиному лбу, встала и сама отправилась в кухню, чтобы поговорить со помощниками отца.
Я осторожно присела на самый краешек кровати.
– Пап, попей еще.
Отец пробормотал что-то неразборчиво. Я в растерянности посмотрела на Элиота.
– Сколько еще времени он пробудет в таком состоянии?
– Это зависит от того, как долго он подвергался воздействую диссонансных частот. В большинстве случаев для выздоровления требуется не менее двух дней.
– …но почему так долго? – донесся до меня голос мамы с кухни. – Я ведь объяснила все предельно ясно!
– Все оказалось гораздо хуже, чем мы ожидали, – прогудел Кларк. – Если бы мы знали заранее…
– Вы хотите сказать, что это я виновата? – В голосе мамы зазвенел металл.
Монти, Элиот и я – мы все трое разом повернули головы в сторону кухни.
– Вот что, давайте закончим разговор у меня в кабинете. Дэл, дай мне знать, если состояние отца изменится.
Таким образом, продолжение беседы нам услышать не довелось. Я еще раз напоила отца чаем, и он понемногу пришел в себя.
– Винни, – тихо позвал он.
Похоже, отец принял меня за маму, как, бывало, Монти иногда путал мою маму с бабушкой.
– Она у себя в кабинете, – сказала я. – Говорит с Кларком и с другим мужчиной – я не знаю, как его зовут.
– Франклин.
Я кивнула. То, что отец стал вспоминать имена, было добрым знаком.
– Ты хочешь, чтобы я позвала маму?
Лицо отца искривила болезненная гримаса.
– Пусть она сначала немного остынет, – прошептал он.
– Думаю, это произойдет еще не скоро, – вставил Монти и протянул отцу квадратный кусок шоколадки.
– Что у вас пошло не так? – спросила я.
– Все.
– Но…
Элиот положил мне руку на плечо.
– Потом. Дай ему отдохнуть.
– Так ты видел Роуз? – снова осведомился Монти.
Глаза отца снова закрылись.
– Я… слишком… далеко, – едва слышно произнес он и провалился в забытье.
Мне так и не удалось понять, о ком он говорил – о моей бабушке или о себе.
– Теперь ты вернулся. Ты дома, – шепнула я ему на ухо в надежде, что он успеет меня услышать.
– Вот почему тебе нельзя Путешествовать одной, – сказал Элиот, когда мы с ним уселись в темноте на ступеньки крыльца. Я положила голову Элиоту на грудь. – Теперь ты мне веришь?
– Мне никогда прежде не приходилось видеть отца в подобном состоянии.
– Доктор сказал, что он поправится. Конечно, для этого потребуется время, но все будет хорошо.