Помимо фигуры Сталина и традиционного жанра эпистолярного романа744, мало что в рамочном повествовании напоминает о концептуалистском пассеизме более ранних произведений Сорокина. Рамочный сюжет скорее обладает типичными характеристиками научной фантастики, изобилуя иностранными словами (в основном германизмами, англицизмами и кальками с китайского) и вымышленными техническими терминами: Здесь же нет даже сенсор-радио. Verbotten: весь медиальный плюс-гемайн. Вся аппаратура на сверхпроводниках третьего поколения. Которые? Да. Не оставляют S-трэшей в магнитных полях745. Большая часть вымышленной терминологии относится к фантастической науке «биофилологии». Эта дисциплина исследует клонов, которые, генерируя тексты, вырабатывают голубое сало. О клоне Ахматова-2 мы узнаем следующее: Инкубирована в ГЕНРОСМОБе. Первая попытка — 51% соответствия, вторая — 88%. <...> М-баланс 28. Поведение беспокойное, автоматизм, PSY-GRO, яндяньфын746.
Не спасает и краткий словарь терминов, употребляемых в романе747. Данные в нем причудливые определения способны даже еще больше запутать читателя: «Спросить в LOB — совершить акт dis-вопроса, способный нарушить М-баланс»748. Мало что проясняет и техническая (псевдо)инструкция по использованию голубого сала, приведенная в конце романа749.
«Биофилологические» термины усиливают ощущение макаронизации языка, которая ставит перед переводчиком трудные задачи в плане «передачи путаного и какофонического характера оригинала»750. «Голубое сало» начинается так:
2 января.
Привет, mon petit.
Тяжелый мальчик мой, нежная сволочь, божественный и мерзкий топ-директ. Вспоминать тебя — адское дело, рипс лаовай, это
Главную трудность для среднестатистического русского читателя составляет хаотичное использование Сорокиным китаизмов. В реальности XXI века, изображенной в романе752, китайский язык так широко распространен, что некоторые эпистолярные фрагменты «Голубого сала» читать практически невозможно. В этом плане текст радикально отличается от более поздних романов Сорокина «День опричника» (2006) и «Сахарный Кремль» (2008; о них подробнее в девятой главе) или от фильма Александра Зельдовича «Мишень» (2010) по сценарию Сорокина, где китайские лексемы встречаются лишь изредка. Китайскими словами пересыпаны еще два коротких текста Сорокина — «Ю» и «СопсгеШые», вошедшие в сборник «Пир» (2000). В «Ю» китайский язык создает колорит и важен для понимания сути, а в «ConcretHbix» он скорее затемняет смысл753. В «Голубом сале» китайские лексемы усугубляют ощущение хаоса и невозможности разобраться в происходящем754.
Так как русская брань («русмат»755) запрещена в нарисованном в романе обществе 2068 года, некоторые «русские» фразы полностью состоят из китайских слов, употребляемых как ругательства (в сочетании с загадочным словом «рипс»): «Бэйбиди сяотоу, кэйчиди лянмяньпай, чоуди сяочжу, кэбиди хуайдань, рипс нимадатабень!»756. Китайские названия даже используются для совершения вполне буквального лингвистического насилия, напоминающего рассказ Франца Кафки «В исправительной колонии»
И «Голубое сало»758, и «ConcretHbie»759 снабжены китайскими глоссариями. Заглядывая в словарь, читатели вынуждены листать книгу, что затрудняет или по крайней мере замедляет понимание. Через некоторое время большинство читателей перестанет заглядывать в конец книги, потому что словарь мало что дает с точки зрения смысла. Это побудило Максима Марусенкова опрометчиво сравнить вкрапленные в текст элементы китайского языка с основанной на фонетических принципах заумью760. Сильвия Зассе ошибочно предполагает, что в «ConcretHbix» мы имеем дело с «вымышленным китайским», но справедливо указывает на бесполезность глоссариев761. Таким образом, ключевая функция китайского языка в «Голубом сале» и «ConcretHbix» заключается именно в его непонятности и коммуникативной дисфункции.
Смысловая (дис)функция китайских элементов противоречит утверждению Ольги Богдановой, называющей «Голубое сало» лишь одним из «полистилистически построенных текстов» Сорокина762. В художественном произведении дисфункция коммуникации едва ли может служить каким-то иным целям, кроме создания своеобразной поэтики. Именно в непонятности обширных фрагментов таких текстов состоит их новизна.