Дискета мертвого генерала

Словом, влюбился я окончательно и бесповоротно с первого же дня знакомства с двадцатилетней моей красавицей. Но, увы, отпуск мой был не резиновый. Три недели почти ежедневного загара на нудистском пляже, два десятка страстных и полных сверкающих созвездий ночей, несколько сотен пылких признаний в любви – все подошло к концу. Билет на автобус до Таллина и на поезд до Москвы уже заняли свое место в дебрях моего безразмерного бумажника. Оставалась последняя ночь и всего несколько часов вместе с Рамоной.

Мы молча стояли на аккуратном, уходящем далеко в море причале для прогулочных яхт и никак не могли найти подходящие для расставания слова. Все, что нас окружало, очень смахивало на финальную сцену из высококлассной голливудской мелодрамы. Вечер, море, покачивающиеся на легких волнах яхты, садящееся за горизонт солнце и длинная оранжевая дорога от него, упирающаяся прямо в прибрежный песок.

И двое пылких влюбленных, не решающихся начать последний серьезный разговор…

Ах уж эти курортные романы! Сколько про них писали писатели, сколько фильмов снимали режиссеры и сколько невероятных по красоте и душещипательности историй регулярно рассказывают друг дружке сентиментальные женщины!

Но они по-прежнему происходят, будоражат кровь и так же неожиданно, как и начались, заканчиваются. За редким исключением. И в тот момент я, уставший от разухабистой офицерской жизни мужчина, надеялся, что именно нам с Рамоной удастся попасть в число тех немногих счастливчиков, которые встретились однажды под ласковым пляжным солнцем и уже больше никогда не расставались. Однако на мое предложение вместе со мной уехать в Москву, или, по крайней мере, приехать ко мне позже, загорелая красавица лишь медленно покачала головой.

– Я не смогу жить в России, – как-то слишком печально произнесла Рамона, поправляя растрепавшуюся от вечернего бриза и выгоревшую за лето светлую челку. – Русские – это совсем другие, не похожие на эстонцев практически ничем люди.

– Но ведь со мной ты этого не замечала!..

– Валерочка, ты – не все. Я несколько раз была в Москве и Ленинграде, и каждый раз мне хотелось как можно быстрее убежать из этих грохочущих и кишащих народом мегаполисов, где у большинства людей, ты уж не обижайся, нет ни малейшего понятия о культуре. Я представляю, насколько трудно там живется по-настоящему образованным и воспитанным людям.

Такие слова двадцатилетней девушки, произнесенные еще во время правления потенциального «политического покойника» Константина Устиновича, честно говоря, задели мое самолюбие и неосознанную гордость за «великий русский народ». Так мы и расстались, без всяких обещаний и клятв в вечной любви. Ту ночь я провел у себя в гостинице, где за весь отпуск ночевал едва ли три-четыре раза, и все никак не мог заснуть, поражаясь отношению молодой эстонки к русским и иже с ними. На следующее утро я, как бы между прочим, по дороге на автовокзал прошел мимо небольшого, утопающего в зелени домика Рамоны, где она жила вместе с бабушкой и где я провел, наверно, самые счастливые минуты и часы своей жизни.

Светловолосая загорелая девушка спокойно и размеренно поливала из прозрачного синтетического шланга многочисленные клумбы с цветами.

Разлетающийся в воздухе на миллионы мелких брызг поток воды в этот утренний час напоминал внезапно ожившую радугу… Я тихо постоял несколько минут в тени растущей возле дома плакучей ивы, еще раз проводил Рамону все еще влюбленным взглядом и быстрым шагом направился в сторону уже принимающего пассажиров междугородного автобуса.

Спустя неделю после своего приезда в Москву, на одной из вечеринок, куда меня пригласили друзья-офицеры, я познакомился с Мариной.

Не знаю, что тогда руководило мной, но уже через три дня я сделал ей предложение, а перед самыми ноябрьскими праздниками она стала моей официальной женой. После проведенных в объятиях Рамоны дней я уже просто не представлял себя без постоянно находящейся рядом женщины. Мне нужно было ежедневно ощущать ее присутствие в доме, без которого жизнь вдруг стала казаться скучной, серой и невыносимой. Впрочем, Марина осточертела мне уже через полгода, и я без малейшего сожаления отправил ее к сдувающему с нее пылинки очередному воздыхателю.

А от Рамоны я время от времени получал поздравительные открытки с пожеланиями счастья, здоровья и успехов в личной жизни. Так продолжалось два года, затем все оборвалось. И вот ровно месяц назад я снова обнаружил в своем почтовом ящике красочную почтовую карточку с теперь уже заграничными эстонскими марками…

И так же, как раньше, – ни малейшего намека на что-то более значительное, чем обычные поздравительные эпитеты в честь прошедшего дня рождения. Но каким-то шестым чувством я понял – она меня ждет…

Спустя час после того, как «Волга» Березовского высадила меня возле ближайшей станции метро, я уже сидел в автобусе Санкт-Петербург – Таллин и думал о предстоящей мне через несколько часов встрече.