Я не заметил, как Ояма ушел, все силился отодрать лиану от дерева, но та, казалось, приросла намертво. Ее даже ухватить было непросто — пальцы соскальзывали с гладкого, как металл, стебля. Вооружившись
Дождаться постройки второго храма? Или… Я порылся в инвентаре и вытащил
Сидя в тени дерева, я использовал артефакт и обнулил характеристики. Слишком слабый и слишком медленный? Я вкачал в
Неприятно удивившись — все-так планировал завершить обучение у Оямы сегодня, — я согласился. Хорошо, хоть без перегенерации персонажа, а то потерял бы сутки.
Артефакт исчез, а цифры характеристик в профиле начали медленно меняться, перетекая друг в друга.
— Завтра тебе конец! — пригрозил я
Тогда же мы снова встретимся с Оямой. А пока… Пока не расплескал накопленное
Интерлюдия 1. Вератрикс
Если бы рождение человека приравнивалось к генерации персонажа в игре, в этом мире Вератрикс Фуртадо появился бы с отрицательными характеристиками.
То, что он родился карликом, объясняется мутацией гена XRCC4 из-за нездоровой экологической среды, в первую очередь повышенного радиоактивного фона — так говорили врачи. Более дотошный доктор нашел бы сопутствующие факторы: алкоголизм родителей, дополнительные генетические патологии и родовую травму. Вератрикс родился горбатым: позвоночник был деформировал, и лопатка не прилегала к ребрам, а стояла поперек. Его умственная отсталость обнаружилась позже.
Он не знал другой жизни, кроме единственной известной ему в Калийском дне. Гражданину такая жизнь показалась бы унылой и убогой, но для Вератрикса она была нормальной. Обычной. Даже неплохой, особенно после того, как он поселился с дедом.
В тот вечер в тесную каморку родителей набилась толпа алкашей-собутыльников. Что они там праздновали, одному богу известно. Может, вообще ничего. Повод для выпивки — привилегия богатых. Бедному не нужен повод, чтобы выпить. Вератрикса, вечно ноющего и мешающего развлекаться, отвели к тогда еще нестарому деду Гарольду с ночевкой.
С поводом или без, но пьянка закончилась пожаром, в котором сгорели и родители, и соседи. Внука забрал Гарольд. Мальчику было девять, когда он остался сиротой.
Общеобразовательная школа доступна только детям граждан, поэтому Вератрикса учил дед. Алфавиту, основам арифметики, устройству общества и мира. Что-то узнавалось из сети, о чем-то рассказывали другие дети, с которыми мальчик играл на крыше. Играл… Конечно, над ним издевались из-за его нерасторопности и врожденных дефектов, дразнили головастиком, но Трикси, как его прозвали, относился к этому как к неизбежному злу. Так просто случалось, и не в его силах было что-то изменить.
Он рос, и каждый следующий день был таким же, как предыдущий. Обычным. Часами Вератрикс просиживал на крыше, пытаясь представить, что там, за горизонтом. Есть ли другая жизнь в мире, или все, что он видел в фильмах, всего лишь выдумка?
Подростком он начал заглядываться на девушек, его к ним тянуло, и что-то внутри — непонятное и приятное — требовало выхода. Как-то он, повинуясь этому всепоглощающему желанию, подстерег в коридоре соседскую Бекки. В ее неполные двадцать девушка уже сходила замуж, воспитывала сына и искала нового избранника.
Не видя ничего, кроме белеющих в темноте полных ног, Трикси обнял их и прильнул всем телом, жадно поглощая влекущий запах. Он и не подозревал, что это насилие, ведь ничего, кроме бесконечной нежности, не испытывал.
Наказание пришло быстро. «Долбаного горбуна» сначала, вырвавшись, избила сама Бекки, потом — узнавшие об этом парни, а позже досталось еще и от ее отца. Помятые ребра, кровавое месиво вместо лица, проломленный череп — краткий итог единственного в жизни Трикси любовного приключения. Но долгие годы он вспоминал о тех нескольких секундах счастья и ни о чем не жалел.
Дед же объяснил, что к чему и зачем, и тогда же строго-настрого запретил трогать девочек, девушек и вообще любых женщин.
— Иначе и часа не пройдет, как улетишь с крыши вниз головой, — добавил Гарольд. — Запомнил?