Дипендра

– Это магический ритуал, в котором буддийский монах, приняв образ свирепого защитника Махакалы, убивает индуистского короля. Одев черный плащ и черную шапку, вымазав сажей лицо и своего белого коня, он привлекает короля своим колдовским танцем на расстояние выстрела и поражает стрелой из лука, спрятанного под плащом, а потом бежит. Спасаясь от погони, он пересекает реку. И, смыв в реке сажу с себя и со своего коня и вывернув свой черный плащ белой подкладкой кверху, так и уходит неузнанный от возмездия.

– А что же наша Кали? – спросил Ангдава.

– А что Кали? – нахмурился офицер.

– Не могла одолеть Махакалу?

– Я вас не понимаю.

– Если сражаются люди, то, значит, сражаются боги. И если один человек побеждает другого, другой веры, то, значит, побеждает его бог?

– Да я же не про то говорю! – с раздражением сказал офицер.

Старый Ангдава поднял руки в почтительно примирительном жесте:

– Конечно, конечно. Я знаю, что эти буддийские ламы всегда рвались к власти с тех пор, как китайцы вытеснили их из Тибета, – проговорил он с едва заметной усмешкой.

– После же мистерии, – важно продолжил офицер, – несчастный звонил его величеству принцу Дипендре и о чем-то с ним договаривался. Ордену стало известно, что они были связаны и раньше, познакомившись еще в Америке.

– Так, значит, этот человек и заколдовал Дипендру? И принц, одержимый намеренно вселенными в него злыми духами Запада и совершил это ужасное дело?

– Наконец-то до вас дошло, – неожиданно расхохотался офицер.

Ангдава молчал, задумчиво складывая и опуская письмо в конверт.

– Кстати, – сказал неожиданно совсем другим тоном офицер, как будто переставая быть офицером и преображаясь теперь в доброго знакомого. – Его величество король Гьянендра просил кое-что передать вам на словах.

– Что? – бесстрастно спросил палач.

– Его величество просил…м-мм… как бы это выразиться… ну, немного потянуть эту процедуру… чтобы… м-мм… не сразу, а… подольше.

– Подольше?! – почти вскрикнул с удивлением палач.

– Да, именно так его величество и имел честь выразиться. Я лишь повторяю это его слово. Его величество хотел бы, чтобы это выглядело как финал магического представления, в котором Кали карает демона Апасмару. Перед повешением несчастному предстоит свидание с якши. Жрецы готовят для него замечательную якши, – офицер похотливо рассмеялся. – Уже два месяца они посвящают ее в Гаруду, тантру смерти.

Он недвусмысленно посмотрел на палача:

– Ну так что?

Ангдава молчал, опустив голову.

– Кем же он родится, этот несчастный, если ему назначено так трудно умирать? – вздохнул наконец он.

– Как кем? – снова засмеялся офицер, но на этот раз злорадно. – Если он искупит свои грехи во время пытки, то, значит… богом.

29

Пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться, чтобы не рождать в себе больше эту историю… Но вместо этого я рассказал эту историю отцу. Я рассказал ему о своей любви и что все теперь кончено. Он слушал, сидя как-то ссутулившись и смотря в пол, иногда как-то виновато шевелил своими большими руками. Я видел, что ему горько все это выслушивать, словно бы это и его история.

– Теперь и жить не хочется, – тихо сказал я.

Он вздохнул:

– Ну это ты брось… Нечего еще, глупости какие.

– Я ее так… – не выдержал я и заплакал.

– Ну, не надо, Вик, не надо, – положил он мне на лоб свою большую руку и провел по волосам.

Но я уже откровенно рыдал. Отец все пытался меня утешить, гладя по волосам. Его большая горячая рука словно бы согревала мне голову, а может, это приливала к темени кровь. Внезапно я почувствовал облегчение. Как будто то, что давило меня все эти дни, превращая в раздавленного паука, вдруг куда-то исчезло, и мне снова был возвращен естественный порядок вещей, назначенный откуда-то свыше. Вот я, вот эта комната, вот отец.

– Любовь любовью, – сказал он, – но…

И замолчал.

– Что, «но»? – спросил я, вытирая слезы.

– Но может, и хорошо, что все так кончилось, не успев начаться.

– Что ты имеешь ввиду? – подозрительно спросил я, хоть и не сказал ему, что между нами ничего еще не было.

– Ну что не дошло до женитьбы. Судя по тому, что ты рассказываешь, эта женщина рано или поздно принесла бы тебе несчастье.

– Она уже принесла его, – ответил я.

– Ну, это ты брось, – опять сказал он и добавил: – Все кончается.

Я молчал, словно бы глядя сквозь стены своей холодной комнаты туда, где не было горизонта.

– Знаешь, – сказал вдруг отец с какой-то горькой усмешкой, – а я ведь когда-то хотел жениться на Кларе.

Он посмотрел в окно.

Жениться на Кларе?! Вся сцена, как он меня к ней привел, и все, что она потом со мной сделала, встала у меня перед глазами. Что он говорит?! Зачем же тогда…

– Но в церкви, – продолжил он тихо, – куда мы однажды зашли с ней, это было на Пасху, задуло мою свечу. Я зажег ее снова и ее снова задуло.

Он замолчал. Я тоже не говорил ни слова. Довольно долго мы молчали, потом отец сказал:

– Пойди поставь чай.

Я вышел на кухню и поставил чайник. За чаем мы перебросились лишь парой ничего не значащих фраз. Уходя, отец как-то вымученно улыбнулся и сказал, что мне пора возвращаться. Я ответил ему, что я подумаю.