– Да это обо всех.
– В индуизме все двоится. Даже богиня смерти Кали, черная и кровавая, может преобразиться в красавицу. Так она является герою, прошедшему через испытания… Так, что, твоя Лиза тоже в Катманду? Хотел бы я ее увидеть.
– Она в отеле. Но ты же просил, чтобы я пришел один.
– Да, прости… Я был бы рад познакомиться с твоей девушкой, также как и с удовольствием бы представил вас и своей жене, но….
Он снова нахмурился и замолчал.
– Так ты женился? – спросил я.
– Да.
Дипендра открыто улыбнулся:
– На Девиани?
– Не забыл!
– Так за это надо выпить, – сказал я, беря бутылку и разливая «джек дэниэлс» по рюмкам. – За тебя, за Девиани, за вас!
– Твое здоровье, – засмеялся Дипендра.
Мы чокнулись и выпили. Алкоголь наконец ударил мне в голову.
– Молодец! – весело сказал я..
– А у нас вот тут кое-кто не рад, – вдруг мрачно сказал Дипендра, снова разливая.
Он поднял рюмку и снова на этот раз молча со мною чокнулся. Выпил залпом. Я последовал его примеру. Лицо его вдруг как-то жестоко исказилось.
– Твои родители? – спросил я осторожно.
Он отрицательно покачал головою и вдруг поднял на меня свой ясный и печальный взгляд:
– Клавдий.
– Клавдий? – переспросил я, не понимая.
– Клавдий, мой Горацио.
Я понял. И не знал теперь, что ему ответить. Что мог бы сейчас ответить своему принцу Горацио?
– И ты… даже ты ничего не можешь сделать?
– Могу… Но я могу и не успеть, – спокойно ответил он. – Религия у нас здесь, знаешь, жестокая. Там, у вас, на Западе, религия – это больше культура. А здесь – ритуал.
Он помолчал и, как-то странно усмехнувшись, добавил:
– Порой смертельный.
Минуты две мы молчали, он закурил. Потом вдруг, затянувшись, посмотрел куда-то поверх моей головы, едва заметно кивнул и, спокойно выпуская дым, стал собираться.
– Что такое? – спросил его я, оглядываясь.
Ничего особенного я не увидел. В зале все было, как обычно, – ели, выпивали, на столиках курились сандаловаые палочки. По стенам висели маски и горели свечи. Музыканты тихо играли какие-то однообразные печальные раги.
– Что случилось? – повторил я тревожно.
– Мне подали знак, что пора уходить, – спокойно сказал Дипендра.
Он поднялся, я угрюмо поднялся вслед за ним. Он положил деньги под счет и, взглянув на меня, как-то лихорадочно рассмеялся:
– Ну, ну, выше нос.
Глаза его блестели. Помедлив с какое-то мгновение, он вдруг тихо, но твердо сказал:
– Я ухожу… Но прежде я хочу сказать тебе одну вещь, – он посмотрел мне прямо в глаза, взгляд его был чист и ясен. – Запомни, Вик, что бы не случилось, и кто бы и что бы потом не говорил, и чем бы не клялся, принц Дипендра никогда не поднимет руку ни на своего отца, ни на свою мать.
Он крепко меня обнял.
– Дипендра… – сказал я, глотая слезы.
Он был для меня сейчас как брат, как отец, а может быть, и больше. Он молчал. Наконец строго, по-военному, отстранил меня за плечи:
– Прощай … Ну же…будь мужчиной.