И ужасы, которые их преследовали, были несомненно связаны со страшными действиями, к которым подталкивало их собственное безумие. Мать, которая совершила смертоносное нападение на нежных живых существ, является повторяющейся формой мифа, глубокий смысл которого откроется нам позже.
Фрагмент мифической истории о Дионисе и его спутнице присутствовал уже в Илиаде. Могущественный Ликург, сын Дриаса, однажды охотился на спутниц взбешенного Диониса вблизи Ниса. Пораженный страшным оружием Ликурга, они обронили
В Охромене женщины преследовались жрецом Диониса с обнаженным мечом и тех, кто не смог убежать, безжалостно убивали. Считалось, что они пошли из рода Минае, чьи дочери когда-то разорвали одного из своих маленьких сынов в припадке дионисийского безумия. Исчезновения самого бога также было предметом культового действия. Во время празднований Агриония в Херонее женщины отправлялись на поиски Диониса, пока наконец не возвращались с новостью, что он нашел спасение у Муз.
Каждая попытка объяснить эти культовые практики независимо от мифа приводит к пустым домыслам. Женщины, жестоко преследуемые жрецами, были ничем иным, как подобием безумных женщин из мифа, где присутствовал Дионис.
В культе Диониса, в общем, главную роль играют женщины, ведь в мифе они неразлучны с богом. Когда фиады в день празднований пробуждают дитя-Диониса в колыбели, они совершают ничто иное, как то, что совершается божественными кормилицами, которые воспитывали молодого бога и учувствовали в его празднествах, когда он достиг зрелости.
Эти культовые практики, несомненно, впечатляют больше, чем мифическая история, которую мы знаем из литературы. Но и практики, и история произошли из одного и того же духа. Женщины, которые участвуют в культе, при помощи силы божественного откровения становятся своего рода атрибутами сакральному проявлению, которое миф воплотил при помощи слов. Миф не был создан с какой-то скрытой целью, также как и культ не возник из чего-то, кроме необходимости придать форму чуду, которым человек был ошеломлен. Медиатором тоже был человек, восхищенный Божественным. То, что культовая реализация божества может также рассматриваться как источник благословения, конечно, очевидно. В конце концов, культ служил божественному присутствию. Но и здесь естественный порядок событий был произвольно изменен современной наукой.
В ходе последующего обсуждения нам предстоит встретиться и с другими примерами такого выразительного соединения культа и мифа. Наконец, отметим бегло то, что религиозные практики так называемых «примитивных» людей (которые до сих пор, как правило, цитировались в качестве доказательств рационалистических гипотез) по-прежнему позволяют нам достаточно часто познавать характер истинного мифического процесса. Торжественная церемония, состоявшаяся во время шторма, который наблюдал А. Талбот в Нигерии, особенно впечатляюща и информативна. Талбот утверждает, что каждая вспышка молнии встречалась могучим звуком трубы. Эффект был потрясающим. Сам он чувствовал, как будто молния была мечем, вырванным из ножен. В этих местах бог молний и небес почитался как верховное божество. Вместе с ним почиталась и божественная Мать-Земля. Культовая практика, как мы видим, является непосредственным откликом восторженного человечества на проявление божественного. В ней скрыт миф, и в присутствии божества она укрепляет его в живом виде.
Природа таких культовых действий, которые едины с мифом, можно исследовать и на примере так называемых Плясок Солнца у индианцев. Но все это стоит использовать лишь в качестве предварительных ссылок. Божество проявляло себя всем народам и оно определило характер не только их культов, но, собственно, и самого существования и действий этих народов. Божество оставило свой отпечаток на национальном характере. Но в силу своей глубины и многообразия, божество, которому служит свидетелем верования греков, навсегда останется незабываемым.
8
Итак, если культ не утилитарен по природе, а был могущественным творением, воплощенным в жизнь божественной сущностью бога, который себя проявил; если мифы — не сказки стареньких бабушек, а свидетели того же столкновения с Высоким; если признать первоначальные феномены и считаться с высшими реальностями; тогда психология и логика, на которых ранее возлагались все надежды, не смогут нас удовлетворить. Знание может прийти к нам лишь из реальности самого мира. Нашими избранными руководителями впредь не должны быть недостойные люди с ограниченным сознанием. Ими должны стать самые великие умы, которые имеют глубокие представления о мире.