Да, Рузвельт стал президентом. К этому он давно стремился. Еще избираясь губернатором Нью-Йорка, Рузвельт доверительно признался известному публицисту и политическому деятелю У. Уайту, что для него этот пост является лишь промежуточной ступенью. «Он не хотел быть губернатором Нью-Йорка, — вспоминал Уайт. — Он хотел быть президентом Соединенных Штатов». Знал ли об этом Ханна? Безусловно, знал. Знал и боялся, что Рузвельт добьется своей цели. Но противостоять этому не сумел.
В день смерти Мак Кинли, встречая Ханну, приехавшего проститься с телом покойного, Рузвельт спустился с крыльца, протянув ему руки. Партийный босс обещал поддержку, если президент будет проводить прежнюю политику. «Я уверен, что вы дадите мне знать, если я смогу быть чем-то полезен вам», — заявлял Ханна. Однако в глубине души он продолжал питать к нему чувство глубокой антипатии. Только случайная смерть Ханны в результате тифа в начале 1904 г. избавила Рузвельта от серьезного соперника на предстоящих президентских выборах. Республиканский босс всерьез обдумывал возможность выдвижения собственной кандидатуры, чтобы, как писала тогда пресса, «перестать делать президентов и стать самому президентом».
Находясь у власти, Рузвельт произнес десятки речей против трестов. Он добивался принятия новых антитрестовских законов и стяжал себе репутацию «разрушителя трестов». С именем Рузвельта стали связывать наступление «прогрессивной эры». Его изображали радикалом, а подчас даже и революционером. Но в действительности он не был ни тем, ни другим. «Поднимая вопрос о трестах, — говорил Рузвельт в одной из своих речей, — я далек от того, чтобы выступать против собственности, и я действую в интересах собственности в самом консервативном смысле этого слова». А государственный секретарь Рут, один из ближайших сподвижников президента, метко определил: «Рузвельт больше лает, чем кусает». Рузвельт никогда не выступал против трестов вообще. Он говорил о необходимости бороться против «злых» трестов, требовал от «большого бизнеса» «хорошего поведения» и «честной сделки». По инициативе Рузвельта был возбужден целый ряд судебных процессов, но сам президент признавал в частной беседе: «Фактически я прекращал дела всякий раз, когда имел для этого хоть малейший повод». Смысл же своей политики Рузвельт предельно раскрыл в одном из публичных выступлений, заявив, что он отстаивает «все, что направлено на предотвращение революции». По словам американского историка Абельса, президент «страдал патологическим страхом перед толпой». Действительно, к этому вопросу он неоднократно возвращался в речах, разговорах и переписке. «Мне совсем не нравится нынешняя социальная обстановка в стране, — писал он в марте 1906 г. своему военному министру, впоследствии его преемнику, Тафту. — Глупое, близорукое тупоумие самых богатых людей, их жадность и высокомерие, недостойные пути, которыми они пришли к богатству при содействии самых способных адвокатов и очень часто благодаря бессилию и близорукости судей либо, к сожалению, из-за свойственной последним ограниченности ума. Эти факты, а также коррупция в деловой жизни и политике, привели к возникновению весьма нездорового возбуждения и раздражения общественного мнения, которое частично проявляется в нездоровом росте социалистической пропаганды».
Таковы были условия и мотивы, определившие «антитрестизм» Рузвельта. В обстановке буржуазной парламентской демократии то был политический маневр. С тех пор политика «регулирования» трестов стала неотъемлем мой частью политической системы США. Она превратилась в один из важнейших рычагов поддержания «равновесия», а вместе с тем — и мобилизации голосов избирателей. В этой связи уместно напомнить слова Энгельса о том, что в условиях «демократической республики», «классическим образцом» которой он называл США, «богатство пользуется своей властью косвенно, но зато тем вернее».[2]
Однако была в этом и другая сторона. Не только деятельность трестов, но и прочие сферы экономической жизни с каждым годом становились объектом все более энергичного вмешательства государства. В этом заключался закономерный процесс развития государственно-монополистического капитализма. Сначала в данном направлении делались робкие шаги, но в дальнейшем они выросли в систему «регулирования». В конечном счете это отвечало интересам господствующего класса. Но когда эти меры задевали кого-то из монополистов, они вызывали бешеное сопротивление. Так было при Т. Рузвельте, так было и в дальнейшем — всякий раз, когда вводились те или иные ограничения.