Масляные лампы горели на столиках по обе стороны от кровати с пологом. В кровати, опираясь на подушки, лежала Луиза, в ночной рубашке и пеньюаре с высоким воротником. Она распустила волосы, и когда Джонатан вошел в комнату, отложила книгу, которая была у нее в руках, и попыталась говорить как ни в чем не бывало:
— Я не спустилась вниз потому, что ты и Чарльз обсуждали дела с папой Рейкхеллом, и я не хотела вам мешать.
— Ты бы нам не помешала, — ответил он вежливо. — Ты всегда можешь участвовать в наших беседах, даже когда мы обсуждаем дела.
— Не думаю, что кто-нибудь из Рейкхеллов может говорить о чем-то ином, — ответила она сухо.
Джонатан извинился и, пройдя в соседнюю гардеробную, переоделся в шелковую китайскую пижаму, в которой уже привык спать по ночам. Почувствовав у себя на груди нефритовый медальон с Древом Жизни, который он не снимал с тех самых пор, как Лайцзе-лу его подарила, он усилием воли попытался не думать о нем. Он снова заколебался, но похоже, что не было никакой возможности уйти от неизбежного, и он снова прошел в спальню.
Луиза явно была взволнована и смущена и отвела взгляд в сторону.
Глубоко вздохнув, Джонатан забрался в постель.
— Прости меня за то, что для меня это стало неожиданностью, — сказал он.
— Я знаю, тебе нелегко.
— Нам обоим трудно. Так же как трудно было тебе все то время, что я отсутствовал. Когда ты узнала, что носишь Джулиана?
— Примерно через два месяца после твоего отъезда.
— Мне жаль. Та ночь была только моей ошибкой.
— Нет, я должна разделить вину с тобой. И как бы то ни было, сейчас мы уже имеем последствия.
— У нас нет выбора, — сказал он.
Луиза некоторое время смотрела в пространство.
— Все было бы настолько проще, если бы мы любили друг друга, — пробормотала она. Все еще не глядя на него, она спросила тихим голосом: — Ты ведь не любишь меня, да, Джонни?
Он и сам бы хотел найти какой-то дипломатичный ответ, чтобы не обидеть ее, и в то же время понимал, что она заслужила правду.
— Мне бы хотелось, чтобы я тебя любил или мог полюбить.
Она кивнула:
— Я сказала своей матери о том, как мы относимся друг к другу, и она постоянно твердит, чтобы я не беспокоилась об этом. Она говорит, что не любила моего отца, когда они поженились. Но люди привыкают друг к другу, и это помогает.
— Наверно, это так. — Он знал, что Луиза ожидает от него первого шага в физической близости, но его переполняла любовь к Лайцзе-лу, и он не двигался. — Знаешь, я всегда буду заботиться о тебе и Джулиане, — сказал он неловко.
Луиза кивнула:
— Я знаю.
Его кодекс чести был столь строг и непоколебим, что ему даже в голову не приходило, что он мог бы отказаться от своих обязательств перед ней.
Они не могли провести всю ночь в разговорах вокруг да около:
— Будем гасить свет?
— Пожалуй. — Она погасила лампу, стоявшую с ее стороны.
Джонатан поступил так же. Сжав зубы, он подвинулся к ней, затем осторожно протянул руку.
Цепочка, висевшая у него на шее, треснула, и нефритовый медальон упал на постель между Джонатаном и Луизой.
Он покрылся холодной испариной. В этот момент он почувствовал, что сама Лайцзе-лу незримо присутствует рядом с ним, говоря решительно, что хотя обстоятельства, которые он не в силах изменить, заставили его жениться на Луизе, его любовь будет осмеяна и оклеветана, если он будет искать близости с другой, даже с этой женщиной, которая стала его женой.
Закрыв глаза, он увидел Лайцзе-лу, которая смотрела на него. Ее прекрасное лицо было серьезно, глаза не улыбались.
Она была права.
Он поднял медальон, дав себе слово починить его сразу, как только наступит утро. Сжимая его в руке, он резко встал с постели и прошел к стулу в дальнем конце комнаты.
Луиза села в постели:
— Зажечь лампу?
— Если хочешь.
— Я… я предпочитаю поговорить в темноте.
Джонатан перевернул нефритовый медальон в руке.
— Я только что пытался, — сказал он, — но я не могу жить с ложью и не могу тебя вынуждать к этому.
— Спасибо, Джонни.
Он был удивлен, услышав облегчение в ее голосе, и понял, что она боялась физической близости с ним.
— Я посплю на диване в нашей гостиной, — сказал он. — А завтра я распоряжусь поставить туда кровать для меня.
— Да, — едва слышно проговорила Луиза, — так будет лучше всего.
— Папа сегодня спросил, не хотим ли мы перебраться в собственный дом. Как ты считаешь?
— Здесь очень удобно, — сказала она, — и я так мало знаю о том, как нанимать слуг и вести хозяйство. Я… я только Думаю, не сочтет ли папа Рейкхелл странным, что у нас разные спальни.
— Никогда мой отец не позволил бы себе вмешаться в нашу личную жизнь, — ответил он.
— Ну, тогда, — сказала она со вздохом, — я предпочитаю остаться здесь, если тебя это устраивает.
— Вполне устраивает. — Обстановка, знакомая ему с детства, несколько облегчит Джонатану его странное новое существование.
Взяв одеяло и подушку, он прошел в соседнюю комнату. Засыпая беспокойным сном, он подумал, что со временем свыкнется с мыслью, что у него есть жена и сын. Всю оставшуюся часть ночи ему снилась Лайцзе-лу, и в его сне на ней был переливающийся медальон с Древом Жизни.