Димон

Димка встряхнул головой, стараясь отогнать навязчивое виденье, но оно осталось на месте.

— Ну и как вам здешние обитатели, реализующие свою свободу общения и право голоса? — довольно приподняв подбородок, спросил Димона менеджер.

— Да ведь это же, блин, трёп! — удивлённо воскликнул Димка, — Чё ж в нём хорошего-то?

— У нас здесь свободное общество, можно сказать, самое свободное общество, и ваше свободное мнение также имеет право существовать и быть уважаемым! — торжественно провозгласил Тофик.

— Подожди! — вдруг осенило Димона. — Это что ж, они так и будут болтать здесь вечно?

— Это их осознанный Главный Выбор, — подтвердил Тофик, — все находящиеся здесь сочли для себя самым ценным радость общения с единомышленниками, которой они не имели возможности наладиться в весьма несовершенно устроенной, — он бросил взгляд из-под очков на молчаливого Вестника, — земной жизни. Только Терминал сделал их счастливыми. Навсегда. Впрочем, здесь только демонстрационный зал, те же, кто реально сделал свой Главный Выбор и скрепил его Актом Решения, переходят на другой уровень пространства и там наслаждаются плодами своего выбора во всей полноте.

— А туда заглянуть можно? — поинтересовался Димон.

— Ну… — замялся менеджер.

Димка посмотрел на Вестника. Тот молча кивнул, показал пальцем на уста и, развернув ладонь, продемонстрировал Димону пять пальцев. Димка, сообразив мгновенно, ответил Вестнику кивком и быстро проговорил в уме призыв из «пяти слов».

Менеджера передёрнуло. С едва скрываемой злостью он справился с судорогой и сквозь зубы пробормотал:

— Как эксклюзивный клиент вы имеете право посещения основного уровня Терминала. Вы точно этого хотите?

— Да, я хочу посмотреть эту самую вашу полноту счастья общения. И, может быть, там Марина…

— Нет её там, — проворчал Тофик, — но ваше желание я обязан исполнить. Смотрите!

Внезапно всё вокруг переменилось, исчезли идиллические картины непринуждённо общающихся собеседников, и перед глазами Димона открылась бесконечная серая пустыня, сплошь затянутая серым сумрачным туманом. В этом тусклом туманном полумраке бродили, натыкаясь друг на друга, миллионы, если не миллиарды, людей, что-то невнятно бормочущих на ходу и вновь продолжающих своё непрерывное брожение и бормотание.

Димка сделал шаг вперёд и тотчас же кто-то из обитателей этой пустыни уткнулся в него. Димон присмотрелся к нему. Человек выглядел безнадёжно усталым, измождённым и опустошённым. В его тусклых застывших глазах была неизбывная тоска. Он посмотрел на Димона.

— Парень! Ты француз? Ты не из второго кавалерийского корпуса генерала Жовэ?

— Нет! Я русский!

— А! Всё равно! Никак не найду никого из своих, никого из знакомых, никого из тех, кто знал бы меня, или хоть захотел бы меня выслушать! Всем здесь не до кого, каждый ищет кого-нибудь, кому он будет не безразличен, и не находит. Каждый хочет сказать своё и не хочет никого слушать! Я вижу, ты не здешний, ты не поймёшь меня…

И он, отвернувшись от Димона, вновь смешался с туманом.

— Ничего себе, блин, счастье общения! — Димон вопросительно посмотрел на поёживающегося менеджера.

— Им дана возможность свободно общаться, — пожал плечами Тофик, — но они сами не могут использовать её, потому что они в своей земной жизни слушали только самих себя и в обществе других людей искали лишь слушателей. А перейдя оттуда сюда, измениться уже невозможно. Вот они и не слышат друг друга! Ведь общение подразумевает не только желание говорить самому, но и желание слышать и понимать других!

— Пошли отсюда! — вырвалось у Димона. Они вновь оказались на дорожке с пылающими стрелками.

ГЛАВА 8

— Сектор Критического анализа»! — торжественно провозгласил приободрившийся менеджер. — И свободы распространения информации!

Димон осмотрелся вокруг себя. Повсюду кипела какая-то активная непрекращающаяся деятельность, подобно броуновскому движению молекул, по всему пространству перемещались люди, то соединяясь в пары или группы, то снова расходясь и снова создавая новые кратковременные соединения. Среди этого волнующегося людского океана частыми островками возникали небольшие зоны затишья самого разнообразного вида.

Вот перед взором Димона возникла комната со сводчатым потолком, в которой некто черняво-плешиво-редкобородый, облачённый в длинные черные одежды, с увлечением строчил на куске пергамена: «Довожу до сведения Вашего Высокопреосвященства, что настоятель Н-ской церкви…»

Другой «островок» представлял собой ярко освящённый зал, набитый народом, где с высоты увенчанной советским гербом трибуны маленький кудрявый человечек в очках крикливо гнусавил: «Таким, как поэтесса Ахматова, нет места в среде передовой творческой интеллигенции! Она своими стихами порочит…»

Третий выглядел как городская площадь, на которой толпа одетых в средневековые одежды людей кричала в адрес сжавшейся у стены здания и низко пригнувшей голову женщины: «Ханна — ведьма! Ханна — колдунья! Ханна сглазила наших детей! Ханна наводит порчу на наши поля…»