Димитрий (СИ)

         Димитрий коротко привлек к себе Марину. Она прижалась к мужу с нежностью. Что ж, анатомически он не отличался от прежнего. У него были две руки, две ноги, мужские принадлежности, если и разные с покойником, то в нюансах. Новоспасенный обладал наисущественнейшим:   он возвращал Марину к царской жизни, к которой она считала себя призванной. В Тушине, как и сейчас, не было театра. Но Марина может показывать себя разношерстному войску, упиваться приветственными кликами, часто нетрезвыми, на бешенной скорости скача в серебряной карете вокруг дровяного и палаточного лагеря. Димитрий дает мечту когда-то возвратиться в столицу, где в полной мере испытала она двухнедельную сладость низменного рабского поклонения. Уже здесь в низком временном дворце, поставленном прямо в поле, она может насладиться свободой не краситься, подобно русским, до низведения лица. Убирать волосы, оголяя бархатистые щеки. Жить зарей поклонения, сразу подчеркнутого польскими послами Гонсевским и Олесницким, оставшимся при лагере с недвусмысленным указанием на международное признание Димитрия.

         И так, венценосная чета воцарились в Тушино. Теперь в России случились два помазанника. Этот Димитрий помазан, потому что он спасенный первый, помнящий елей Игнатия. Ну а Шуйский – под парчой новгородского архиепископа.

         Прежние ближние первого Димитрия, князья Дмитрий Трубецкой, Черкасский, Алексей Сицкий, Засекины, Михайло Бутурлин, дьяк Грамотин, Третьяков, Василий Рубец - Мосальский и многие другие, наравне с Мариной признали второго самозванца с мнимоубитым за одно лицо. Димитрий щедро вознаградил за признание боярскими титулами, так явились лжебояре, лжестольники, лжепостельничьи и т.д.      Теперь в Московии было два царя и два патриарха, два двора, два синклита, два войска. Каждый их соперников называл другого – лже.   Лжецари управляли лжестраной, где  лжежили изворачивающиеся подданные Подати двум властям требовались настоящие! Но, как обыкновенно на Руси, всяк стремился больше взять, чем дать. Бояре, дворяне, дьяки и прочие, отзавтракав у Василия в Кремле, ехали обедать в Тушино. Брали жалованье у Шуйского и тут же просили у Димитрия. Одному служили, другому обещали служить. Повторялась история измены примеривания, как было при Девлет – Гире, но без Иоанновых казней. Василий знал ездивших к Димитрию. Те не скрывались. Взаимные лживые улыбки блуждали на всеобщих устах. В большинстве окружение Димитрия с Василием было двойными целователями, то есть они приложились к кресту на верность и тому, и другому.

         Шуйский стремился изъять из воровского стана хотя бы холопов. Им, оставившим Димитрия, обещалась свобода.  При общей беспринципности холопы не хуже господ мгновенно рассмотрели выгоду. Они уходили не из Тушина, но в Тушино, чтобы, возвращаясь оттуда, получить в Кремле свободу и деньгу.

         Шуйский приказал неотлучно сторожить Марфу Нагую с братьями. Еще не хватало, вывезут их в Тушино, узнает мать сына, дядья племянника. При неясных обстоятельствах Марфа скоро скончалась, вместе с жизнью лишившись страхов и искушений. Бесспорно, смерть ее была на руку Шуйскому.

         Щедро вознаграждал Димитрий примеривавшихся перебежчиков, да иссякала монета. Москву кормил Троицкий Сергиев монастырь, бывший в шестидесяти четырех верстах от столицы. Димитрий послал сильный отряд взять обитель и перенаправить ее щедроты, коими успел воспользоваться он сам или его предшественник до злополучного выстрела из пушки.

         23 сентября Ян Сапега, Александр Лисовский, Константин Вишневецкий, Иван и Самуил Тишкевичи с тридцатитысячным войском осадили монастырь. Оборону возглавили, с отрядом запершиеся в лавре, князь Григорий Долгорукий и дворянин Алексей Голохвастов. В монастырь стеклось множество монахов и монахинь из других обителей, белое духовенство, крестьяне и их владельцы окрестных местностей. Игрой судьбы там оказалась Ксения Борисовна Годунова и Мария Владимировна Старицкая с дочерью.

         Девяносто пушек лавры и стоведерный ковш для варки смолы представляли осаждающим угрозу и приманку трофея одновременно.

         К 30 сентября ляхи с казаками, большинство – донцы и малороссы, выставили туры на горе Волокуше, Терентьевской, Круглой и Красной, прокопали ров от Келарева пруда до Глиняного оврага, насыпали высокий вал, и с 3 октября в течение шести недель без роздыха палили по обители из шестидесяти трех пушек. Троицкий монастырь едва уступает размерами московскому Кремлю, это мощное фортификационное сооружение. Взяв его, показали бы, что и Кремль пал бы. Белые башни и стены обители содрогались, возникали пробоины, немедленно защитниками заделываемые. К счастью, каленые ядра миновали постройки. Пожаров пока удавалось избежать. Иноки бесстрашно обходили стены с воодушевляющими молитвами.

         12 октября к штурму готовились: заняли подходившие к монастырю дороги, ночью с факелами, лестницами, щитами и таранами с криками и под войсковую музыку побежали к стенам. Димитриевых воинов встретили залпом пушек и пищалей, зажженной смолой, каменьями и пращами. Не допустили до стен, отогнали.