Димитрий (СИ)

         Внутри дворца оставалось полсотни немцев. Они, расслышав приказ капитана, уже не хотели защищать царя и спешили сбежать по лестнице. Димитрий, не нашедший своей золотой сабли, вырвал бердыш у телохранителя Шварцгофа и, показав, прокричал толпе в окно:

- Я вам не Годунов!! Мягкости от меня не ждите!

         Двери в сенях трещали. Басманов рассек голову мечом первому ворвавшемуся дворянину. Басманов разглядел за толпой бояр и спустился к ним. Пытался усовестить, вспоминал клятву верности.

         Михайло Татищев вышел встречь:

- Злодей, иди в ад с твоим царем! – неожиданным ударом Татищев попал Басманову ножом  в сердце.

         Басманов охнул и скатился с крыльца мертвый.

         Стрельцы Кремлевского полка, заметив суматоху, подтягивались к дворцу. Ни сотники, ни полковые головы не знали, чью сторону принять. Димитрий махал  из окна  поверх заговорщиков, требуя разогнать сброд. Бояре Голицыны и Михайло Салтыков подъехали к стрельцам и крикнули им, что Стрелецкая слобода окружена в залог их невмешательства.. Ежели стрельцы сохранят сторону Димитрия, их жен и детей перебьют выпущенные из тюрем уголовники.

         Кремлевские палаты связывались между собой переходами, и Димитрий побежал, клича подмогу, спеша вырваться на Соборную или Красную площади, куда стекалась чернь, любившая его за праздники с щедрыми раздачами. Перебегая из одной комнаты в другую, Димитрий натыкался то на отворачивающихся от него ландскнехтов, то разбегавшихся музыкантов, то на десятка три поляков. Ляхи собрались кучею, не желая биться за Димитрия, хотя, при удаче, вместе с немцами могли бы рассеять боярские  две сотни.  В окна поляки видели вице-председателя русского Сейма, так на свой лад они определяли место Шуйского, приказывавшего бревном ломать дворцовые двери. Было неосмотрительной глупостью вмешиваться в низвержение Сеймом короля, и поляки бездействовали, рассчитывая, что московский спор их не заденет.

         Не находя подмоги, проклиная трусливых сподвижников. Димитрий придумал спуститься по строительным лесам, подходившим к одному из окон. На этих лесах зажигали ночные иллюминации. Димитрий выскочил на доски, поскользнулся и сорвался с десятиметровой высоты. Он оказался под бревнами разобранного Борисова дома. Стрельцы, по-прежнему не определившиеся кого поддержать, вытащили царя на открытое место. Димитрий лежал с разбитым лицом, смятой грудью, сломанной лодыжкой, стонал, молил стрельцов отнести его к народу, который его не выдаст. Обещались награды, чины. Люди Шуйского шли к толпе, требуя отдать Димитрия. Стрельцы воспротивились. Они требовали привести из Вознесенского монастыря Марфу Нагую, дабы она повторно подтвердила или опровергла родство с сыном.

- Если он сын ее, мы умрем за него. Если царица скажет, что он Лжедимитрий, волен в нем Бог!

         Дмитрий и Иван Шуйские привели из келии Марфу. Нагая поглядела на умирающего Димитрия и со слезами сказала народу:

- Это не мой сын. Указала, что сын, когда в селе Тайнинском в шатре положил он между мной и собой обоюдоострый нож. Истинный мой сын скончался на руках моих в Угличе. Ни с кем я его не спутаю. Тлеет он в угличском гробу. Великодушно простите, православные, грех мой. Многие сестры ведают: и раньше открывала я истину. Не могла молчать.

         Марфа достала таимый на груди лакированный образ восьмилетнего младенца, показывала на четыре стороны. Никак не схожи этот осьмилетний и пришлец тридцатичетырехлетний! Димитрий глядел на Марфу с сожалением. Стрельцы раздвинулись. Мятежные дворяне уложили Димитрия на полог и понесли во дворец. По дороге неразумная чернь, отвернувшая от государя свидетельством Марфы. кидала в него камнями и плевала.

         У крыльца остановились. С Димитрия сорвали ненавистный гусарский мундир. Какой-то нищий натянул на себя шнурованное сокровище, бросив на сверженного государя свое кишащее насекомыми рубище.

         Не предпринимая ничего, наймиты, тем не менее, теснились к царю. Тот протянул руку, то ли прося их, то ли благословляя. Ливонский дворянин Фирстенберг раздвинул толпу, сжалившись подать царю отпить спирта из  манерки. Фирстенберга ударили по голове, повалили, убили. Хотели убить и других наемников. Но Шуйский подумал, что они могут служить ему столь же верно, как прежде Борису, затем – Димитрию. Бить наемников запретили.

         Над раненным Димитрием глумились:

- Латинских попов привел! Нечестивую польку в жены взял! Московскую казну в Польшу вывозил!

         Иван Голицын сказал:

- Свидетельство инокини Марфы известно. Это обманщик.

         Слабым голосом Димитрий просил:

- Несите меня на Лобное место. Там открою истину.

         Стекшийся в Кремль народ, не столь единодушный, как холуи Василия, ломился в двери, спрашивая, винится ли злодей. Заговорщики переглянулись, и два выстрела дворян Ивана Воейкова и Григория Волуева прекратили на время споры. Кости и плоть вылетели из прострелянной груди, но отходящий царь успел сказать:

- Я – подлинный Димитрий.