Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Зажатые в "шеренгах пролетариата", но хорошо оплачиваемые специалисты народного хозяйства сделали то, что от них требовалось: за 1921–1928 гг. помогли вывести страну из разрухи, укрепить ее мощь и международный авторитет. Здесь не место дискутировать, по каким мотивам они это делали: из страха ли, по житейской слабости или из высоких патриотических соображений. Отмечу лишь, что Ленин явно придавал большое значение первым двум, а не последнему мотиву.

В связи с этим несколько слов скажу о тех перспективах, которые виделись Ленину. Страхом нельзя управлять вечно, переплата "спецам" — тоже дело временное. А что ж дальше-то?

ПОРОЙ "кремлевский мечтатель" позволял себе помечать: "Сотрудничество представителей науки и рабочих, — только такое сотрудничество будет в состоянии уничтожить весь гнет нищеты, болезней, грязи. И это будет сделано. Перед союзом представителей науки, пролетариата и техники не устоит никакая темная сила"[155]. Но вскоре он вспоминал о том, что старого закала "интеллигент, словом, человек, который заботится только о том, чтобы иметь свое, а до другого ему дела нет"[156], не годится, пожалуй, для этой задачи. Поэтому снова и снова возвращался Ленин к требованию: выковать новую, рабоче-крестьянскую интеллигенцию, которая встанет на место старой и примет на себя ее функции, не переняв ее свойств.

Позволю себе предположить, что здесь на Ленина оказали воздействие строки из книги Радищева, которую он с юности должен был знать и чтить: "О, если бы рабы, тяжкими узами отягченные, ярясь в отчаянье своем, разбили железом, препятствующим их вольности, главы наши, главы бесчеловечных господ своих и кровью нашею обагрили нивы свои! Что бы тем потеряло государство? — Скоро бы из среды его исторгнулись великие мужи для заступления избитого племени; но они были бы других о себе мыслей и лишены права… Не мечта это; но взор проницает густую завесу времени, скрывающую от очей наших будущее; я зрю через целое столетие"[157].

Грандиозную задачу массового создания "великих мужей" на смену "избитого племени" осуществить, конечно, не так-то просто. Ведь, как мы помним, в университетах "старые буржуазные профессора" преподавали "старый буржуазный хлам". Не лучше дело обстояло и в школах: "Наркомпрос пережил долгую борьбу, долгое время учительская организация боролась с социалистическим переворотом. В этой учительской среде особенно упрочились буржуазные предрассудки", — так итожил Ленин в конце 1920 г. трехлетние отношения большевиков с учителями. И ставил перед политпросветами наробраза яркую цель: "Работники просвещения, учительский персонал, были воспитаны в духе буржуазных предрассудков и привычек, в духе, враждебном пролетариату, они были совершенно не связаны с ним. Теперь мы должны воспитывать новую армию педагогического учительского персонала, который должен быть тесно связан с партией, с ее идеями, должен быть пропитан ее духом, должен привлечь к себе рабочие массы, пропитать их духом коммунизма, заинтересовать их тем, что делают коммунисты"[158].

О том, как эта цель осуществлялась на практике, и осуществлялась ли, я здесь не сужу. Хотя не могу не заметить, что с подозрительной актуальностью читаются сегодня слова, написанные Лениным в том же 1920.: "Внутри советских инженеров, внутри советских учителей… мы видим постоянное возрождение решительно всех тех отрицательных черт, которые свойственны буржуазному парламентаризму"[159]… Но некоторые рекомендации Ленина по выращиванию "великих мужей" я считаю нелишним процитировать.