Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Первая неудачная попытка объяснить это противоречие относится к 1897 г., когда на "Союз борьбы" обрушились репрессии, и Ленину пришлось констатировать факт самоотверженности интеллигенции: "Правительство точно собрало все свои силы, чтобы раздавить недавно зародившееся и проявившее себя с такой силой рабочее движение. Аресты, приняли необычайные размеры, тюрьмы переполнены. Хватают интеллигентов, мужчин и женщин, хватают и массами высылают рабочих". Но при всех обстоятельствах Ленин превыше всего ценил интересы дела, поэтому от констатации он перешел к призыву пополнить "временный недостаток в агентах и агитаторах. Именно такой недостаток ощущается теперь и заставляет нас обратиться с воззванием ко всем сознательным рабочим и ко всем интеллигентам, желающим отдать свои силы на службу революционному делу"[88]. Однако, обращаясь на практике к интеллигентам с революционным призывом, в теории Ленин не мог ни отказаться от раз навсегда вычисленной классовой природы интеллигенции, ни забыть прочих ее недостатков. Примерно в те же дни он писал: "Образованные люди, вообще «интеллигенция» не может не восставать против дикого полицейского гнета абсолютизма, травящего мысль и знание, но материальные интересы этой интеллигенции привязывают ее к абсолютизму, к буржуазии, заставляют ее быть непоследовательной, заключать компромиссы, продавать свой революционный и оппозиционный пыл за казенное жалованье или за участие в прибылях или дивидендах"[89].

Итак, участие интеллигенции в революционной борьбе объясняется тем, что абсолютизм "травит мысль и знание"? Что касается именно революционной мысли и марксистского знания — тут сомневаться не приходится: травили. Но, конечно, Ленин достаточно хорошо знал историю русской антиправительственной борьбы, чтобы не видеть, что эта причина ничего, по сути, не объясняет. Сочувствие широких интеллигентных кругов освободительному движению имело более глубокие и многообразные корни. В 1899–1900 гг. это сочувствие со всей очевидностью проявилось в массовом участии интеллигенции в деятельности социал-демократии. Этот факт настораживал: с революционной интеллигенцией приходилось считаться, ее влияние на пролетариат усиливалось. Возникла угроза чистоте "пролетарской" концепции грядущей революции. В этой связи Ленин ищет и находит вполне "материалистическое" и понятное трудовым массам объяснение возросшей активности интеллигенции. И этим объяснением сразу ставит ее "на место": "Капитализм во всех областях народного труда повышает с особой быстротой число служащих, предъявляет все больший спрос на интеллигенцию. Эта последняя занимает своеобразное положение среди других классов, примыкая отчасти к буржуазии по своим связям, воззрениям и проч., отчасти к наемным рабочим, по мере того, как капитализм все более и более отнимает самостоятельное положение у интеллигента, превращает его в зависимого наемника, грозит понизить его жизненный уровень"[90]. Пожалуй, именно с этих лет Ленин, счастливо подметивший социальное расслоение интеллигенции, берет ориентацию на вовлечение в социал-демократическое движение именно ее низовой, нищей и забитой части, призывая уже в проекте программы партии (конец 1899 г.): "Не надо забывать и деревенской интеллигенции, например, народных учителей, которые находятся в таком приниженном, и материально и духовно, положении, которые так бесправно наблюдают и на себе лично чувствуют бесправие и угнетение народа, что распространение среди них сочувствия социал-демократизму не подлежит… никакому сомнению"[91]. Аналогичным образом прозвучал в свое время и его призыв к союзу пролетариата с беднейшим крестьянством.