Диктатор

— Неужто и слова не сказали о женской конференции?

— Ни одного! На заседании правительства, я имею в виду. А на запрос журналистов уполномоченный по печати ответил, что женское движение — одно из многочисленных общественных движений, правительство их не контролирует и не опекает. На вопрос, не устроит ли жена ему скандал, если он не выступит против президента, он засмеялся: доныне у него с женой были мир и согласие, он не вмешивался в ее хозяйственные дела, она — в политику. Он надеется, что и дальше будет так.

Я уточнил:

— Значит, правительство не будет запрещать референдума?

— Ни запрещать, ни поддерживать. И поскольку референдум становится частным делом одной из общественных организаций, результаты его правительство проигнорирует, как игнорирует само женское движение.

Гамов сказал:

— Неумная политика. Аментоле нужно найти соглашение с Нормой Фриз, если он хочет твердо сидеть во дворце. Он еще раскается в своем высокомерии.

Я не удержался от иронии:

— Хотите поделиться с Аментолой соображениями, как ему усидеть на посту и продолжать спокойно готовить победу над нами?

Гамов засмеялся. Доклад Прищепы порадовал его той неопределенностью, что смущала самого Прищепу. Президент завяз в тенетах исторической обыденности, он мыслит классическими штампами, он неизбежно разочаруется, и это пойдет нам на пользу — вот такую концепцию рисовал нам Гамов.

А события развивались так.

Референдум вышел не столь удачным, как надеялись его вдохновители. Голосовать против Аментолы пришло меньше половины женщин, мужчин было совсем мало. У пунктов голосования мужчин собралось изрядно, но они относились к женской акции как к веселому спектаклю — сходились кучками, хохотали, поздравляли своих жен и подруг с приобщением к политике, но бюллетени в руки не брали. Все были настроены беззлобно, особенно свирепых женщин-ораторов награждали аплодисментами, но, в общем, не поддерживали. Референдум, по существу, шел не о президенте, а о том, быть миру или продолжать войну, а измена женщин их недавнему кумиру воспринималась с улыбкой. Так же и правительство восприняло женский демарш — это, Гамов был прав, стало крупнейшей ошибкой Аментолы.

Все разительно переменилось уже на другой день.

Норма Фриз объявила, что результаты референдума она сама во главе женской делегации вручит правительству. Ни один мужчина не удостоился делегирования — только женщинам разрешалось посетить прием во дворце. Но уже за час до появления делегации у дворца собралось множество веселых мужчин, некоторые несли в руках роскошные букеты — вручать своим подругам после того, как они покинут дворец. Шел первый месяц зимы, время не для цветов, но все оранжереи и сады опустошили — цветов в руках у мужчин было больше, чем в любой весенний праздник. Часы шли к трагедии, а всем участникам церемонии еще мнилось, что совершается веселье.

Радон Торкин в женской делегации не было. Ее сочли слишком воинственной, а приход во дворец мыслился операцией мирной — он должен знаменовать единство всех кортезов. И Норма Фриз, возглавлявшая делегацию, обычно скромно одетая, выступала в роскошном цветастом платье, она украсила себя и гарнитуром темных камней. Женщин было всего двадцать, и все, разодетые, как на бал, по одной выходили из водохода, подошедшего ко дворцу, и поднятием рук отвечали на приветствия, смех, веселые пожелания успеха от мужчин, двумя плотными шпалерами выстроившихся на подходе.

Норма Фриз с декларацией в руке подошла к воротам. Двери раскрылись, наружу вышли два офицера. В глубине двора виднелись ряды вооруженных солдат. Обстановка показывала, что обитатели дворца, в отличие от гогочущих мужчин на улице, отнюдь не расположены считать приход женщин развлекательной сценой. Норма Фриз потребовала президента, чтобы вручить ему заявление о всенародном недоверии. Один офицер взял в руки микрофон, голос его разнесся по рядам собравшихся.

— Президента не интересуют ваши декларации. Он занят более важными делами.

— Тогда пусть явится его полномочный представитель — взять у нас декларацию недоверия президенту! — настаивала Норма Фриз.

Ответ офицера был категоричен:

— Никто к вам не явится. Никто вашей декларации не возьмет.

— И вы не возьмете?

— И я не возьму. Мое дело держать оружие, а не писульки.

Норма Фриз обернулась к своим делегаткам. В толпе оживленных мужчин вдруг установилось молчание. Мужские шпалеры стали сдвигаться поближе к женщинам. Норма Фриз с обидой воскликнула:

— Вот как относятся к женщинам военные слуги президента. Даже говорить с нами не хотят!

Одна из делегаток, высокая красивая девушка с длинными кудрями, эффектно уложенными на плечи, выдвинулась вперед.

— Мы пройдем силой. Пустите! — крикнула она офицеру.

— Запрещаю! — сказал офицер. — Ни одна не пройдет во дворец. А будете прорываться, применю силу.

Вот в этот момент в молчаливой толпе мужчин пронесся первый, еще глухой гул. Шпалеры сдвинулись тесней. Солдаты во дворе стали продвигаться к воротам. Высокая девушка гневно крикнула:

— Все равно пройдем! Попробуйте применить силу!