Читаем Диктатор полностью

— Значит, так, — говорил Сербин невидимому мне оператору. — До вечера полковнику было худо, всё метался на кровати, стонал, как дитя, а глаз ни разу не открыл. Две сестры, доктор возле, я в сторонке. А под вечер открыл глаза, посмотрел, потом мне: «Сеня, ты?» Отвечаю: «Я, кто же ещё?» Он даже взволновался: «Что сказали на референдуме? Не скрывай!» Сёстры засуетились, не знают как быть, ему надо лежать, а он вроде бы даже встаёт от неспокойства. Я легонько взбил подушку, чтоб удобней, положил его правым боком, лицом на меня. «Какой референдум, полковник, до референдума полная неделя». Сестра, Сонечка, как зашипит на меня: «Что вы делаете, больному надо лежать на спине!» Да ведь я лучше знаю, как ему удобней, он спит всегда на левом боку. И он улыбнулся на её шипенье и подмигнул, так, чуть-чуть, может, она и не поняла, а я всё разобрал: «Ничего, пусть как Семён положил». Слабый он, глаза снова закрыл, не говорит, только через минуту-другую всё стонет — тихонечко так, еле-еле. И не ел ещё ничего, и не пил, в туалет не просился… Сонечка опять на меня: «Это оттого он без сознания, что кладёте по-своему, а не по науке». Я повернул его на спину, пусть по науке, пока без сознания, а там воротимся к здоровому спанью. Сейчас вроде успокоился, не стонет, дышит спокойно. Соню сменила Матильда, эта постарше, поспокойней, да и я вышел по нужде, невтерпёж стало. А теперь до утра — до свиданья. Пойду к полковнику, подежурю там, всё же спокойней, когда рядом…

Я достал программу передач. В ней не значилось появление Семёна Сербина. Но это не могло быть самоуправством какого-то недисциплинированного оператора, Омар Исиро не позволял своим людям распускаться. Я позвонил ему, он уже спал, спросили — будить ли? Дело было не к спеху, я тоже улёгся.

Дело оказалось к спеху. Ещё до завтрака я включил стерео. На экране снова возник Сербин. На этот раз он разглагольствовал покороче — Гамов не спал, Сербин не хотел долго отсутствовать. А сообщил он лишь то, что было доступно его взгляду и пониманию — сколько раз Гамов ворочался, как открывал и закрывал глаза, как стонал, как захотел пить и как, застеснявшись пожилой Матильды, попросил Семёна провести его в туалет, в туалете всё прошло нормально, а от завтрака полковник снова отказался…

Я даже плюнул от отвращения и потребовал Омара Исиро к себе.

— Что вы устраиваете, Исиро! — выговаривал я министру информации. — Чудовищная же отсебятина! Выпустили на экран этого болвана! Гамов держит его возле себя, но это ещё не резон, чтобы малограмотный солдат докладывал миру о состоянии диктатора! Есть врачи, каждый день консилиум, дважды в день сводки здоровья — грамотные, правдивые сводки, только они дают истинную картину болезни. А что нёс этот олух? Как Гамов стонет, как поворачивается в постели, как кашляет, как чешется, как ведёт себя в туалете!.. Противно слушать! Прошу вас больше не выпускать Сербина на экран.

Вежливый и всегда согласный Омар Исиро вдруг показал клыки.

— К сожалению, не могу выполнить ваше приказание, Семипалов, — сказал он, впрочем, с обычной своей вежливостью. — Зрители требуют именно таких передач — масса писем и звонков… Ведь всем известно, что Сербин не просто охранник диктатора, а человек, постоянно находящийся рядом с ним.

— Понятно. Мои распоряжения для вас необязательны. А если Ядро единогласно запретит выпускать Сербина — подчинитесь?

— Единогласия не получится. Один голос будет против.

— Ваш?

— Мой.

— Хорошо — без одного голоса. Подчинитесь?

— Подчинюсь, но…

— Что за «но»?..

— Раньше, чем выносить на Ядро вопрос о Сербине, посмотрите, как слушают его рассказы. Вечером он появится между семью и восемью, это время, когда врачи стараются обеспечить Гамову короткий сон. Может быть, у вас изменится мнение.

— Буду смотреть. Что за рубежом?

— Информация о том, как принимают там известия о референдуме и болезни Гамова, начнётся в два часа дня.

Перейти на страницу:

Похожие книги