Капитан отошел от места расставания уже порядка двадцати метров и после восклицания майора остановился и тоже стал смотреть в витрину. Дергачев внезапно залюбовался размещенной за витриной подборкой бюстгалтеров. Между чашечками самого заманчивого из них, ажурного и красного, он увидел тех, к кому обращался с восклицанием заблудившийся периферийный турист по фамилии Тоцкий.
Всё! Теперь те двое – его забота. Забота же капитана – «БМВ» и Колмацкий. Это ясно. Об этом сейчас и говорил ему Тоцкий.
– Там, – показал один из кавказцев, указывая себе за спину в направлении Лужников.
Они оба почти обошли туриста, как тот вдруг схватил обоих за рукава.
– Где «там»?! – вскричал опер, почти сталкивая их вместе. – Вы, москвичи, как поляки!
– Уйди с дороги, – просипел один из кавказцев и, восстанавливая взгляд на спине преследуемого, стал сдвигать сыщика с узкого тротуара.
«И ни одного рядом», – тоскливо подумал о коллегах в форме Тоцкий, снова цепляясь руками за кавказцев…
Дверца «БМВ» приоткрылась, и на асфальт опустилась нога в туфле.
«Да посмотри же ты перед собой!» – едва не вскричал Дергачев, видя, как Колмацкий упрямо движется к иномарке.
В «БМВ», видимо, решение было принято. Туфля исчезла, дверца мягко и беззвучно захлопнулась, зато так же неслышно на ней наполовину опустилось стекло. Освежать салон в октябре месяце подобным образом, при наличии кондиционера?
Ни секунды не думая, Тоцкий метнулся к Колмацкому, которого уже почти успел догнать.
И в тот момент, когда из щели в дверце показалось тупое рыло прибора для бесшумной стрельбы, муровец накрыл собой дернувшегося всем телом от неожиданности коридорного и стал увлекать его за собой к спуску в ресторанный «погребок».
Они покатились по лестнице, больно ударяя ноги и руки, а на самом входе, вверху, где они находились мгновение назад, стали щелкать, словно семечки на сковороде, и плеваться крупными крошками кирпичи.
– МУР, бродяга! – представился приготовившемуся к обороне Колмацкому капитан и выдернул откуда-то из нутра пистолет. – Лежать, бояться!
И побежал вверх по лестнице…
Плевки выстрелов Тоцкий скорее почувствовал, чем слышал. Москва – шумный город. Как и лес. И хищникам, чтобы выжить, к умению хорошо слышать нужно добавлять умение хорошо чувствовать.
Кавказцы за секунду до хлопков потеряли терпение и стали освобождать от карманов руки – столкнуть тупого туриста с тротуара локтями не получилось, и единственный способ отвязаться от него – это в суматохе улице незаметно врезать ему в челюсть. Психологический практикум, предложенный сыщиком МУРа, оказался для них сложен. Оперативник, хорошо понимая, что находится в карманах кавказцев и почему подозреваемые держат в них руки, банальным, ориентированным на рефлекторное мышление приемом заставил их оставить оружие в покое.
И они оставили его, потому что внезапно назревшая, ничем не связанная с главным делом разборка вмешалась в планомерное течение событий. Именно этим непрофессионал отличается от профессионала. Нападающий НХЛ, выходя один на один с вратарем, никогда не остановит свое желание забить, даже если сзади его будут бить по лицу клюшкой.
Выстрелы хорошо были слышны, но не все их слышащие понимали, что это выстрелы.
С первым звуком работы оружия в «БМВ» Тоцкий откинул в сторону полу заранее расстегнутой куртки и молниеносно выдернул из кобуры пистолет. Руки кавказцев не просто сработали медленнее. Они не сразу поняли, что происходит.
– Спокойно, спокойно, – приказал майор. И крикнул в стороны: – Уйти в сторону! Работает МУР! – И снова кавказцам: – Спокойно, без шороха…
Но шорох случился. Сдали нервы у того, что стоял ближе к стене дома. Скользнув за спину напарника, он стал шелестеть мягкой кожей куртки, высовывая из-за напарника то локоть, то полу одежды. И лишь голова его с горящими глазами виднелась из-за плеча подельника. Расчет был сделан четко – законопослушный мент в такой ситуации стрелять не станет, потому что потом придется отписываться перед прокуратурой за поражение того, кто оружием ему не угрожал. Нынче за расстрел мирных жителей карают сурово – южанин это знал лучше самого Тоцкого.
И тот, что был перед опером, поняв то же, медленно повел рукой за пазуху…
Женщина на другой стороне улицы дико закричала. До девятнадцатого октября две тысячи тринадцатого года ей ни разу не приходилось видеть, как из человеческой головы вылетают мозги и впечатываются в витрину магазина мужской одежды. Они, мозги, багровые и густые, похожи на аджику, расплесканную по полу. С этого дня она никогда не прикоснется к аджике и забудет ее вкус.
Человек, стоявший у самой стены, чуть завалился назад и стал падать. Его затылок, крепкий, поросший черной и густой щетиной, прикоснулся к витринному стеклу, и оно осыпалось, как горох из сита. Осколки падали на лицо его, ранили скулы, щеки, но он не закрывал ни рта, ни глаз. Он был мертв задолго до того, как лопатки его коснулись мощеного тротуара.