— Не за что, а зачем. Чтобы напугать меня. Продемонстрировать, что готовы пойти на самые крайние меры, что ни перед чем не остановятся. Нет, можно, конечно, предположить, что лодочника убили для наибольшего эффекта. Как заложника, так сказать. Но в этом случае мне должны были дать понять, что это именно убийство заложника, убийство по моей вине. Эти люди вполне способны на подобные демонстрации, но они должны были дать мне понять это. До сих пор они объясняли все вполне ясно и доходчиво, чтобы у меня и мысли не возникало о случайностях и простых совпадениях. А лодочника убили тихо, даже труп мы нашли случайно. Нет, их целью было именно убийство Оли. А следующим буду я.
Денис смотрел на него почти с ужасом. То, что он сначала принимал за бред убитого горем мужика, принимало на глазах совсем уже немыслимую форму. Тайные злодеи, способные на демонстративные убийства, заложники, жертвы по списку. Впору почувствовать себя героем фильма про международных террористов.
Денис шмыгнул носом, нарушив тем самым серьезность момента, и спросил с недоверием:
— А вас-то за что убивать? Не хотите меня просветить?
Вадим Сергеевич потянулся вперед, поворошил толстой веткой угли в костре. Целый сноп искр взметнулся в черную высь, затрещал, осыпался на плечи теплым пеплом.
— Я биофизик по образованию, — сказал он тихо, будто стесняясь. Потом продолжил уже увереннее, громче: — Всю жизнь занимался наукой. После института — аспирантура. Потом НИИ. Кандидатская, докторская. Мне было интересно, понимаете? Всю жизнь мне было интересно заниматься наукой. Даже когда перестали платить зарплату, когда пол-института ушли торговать на рынок китайскими пуховиками, мне было интересно. Лабораторию нашу тогда закрыли временно, потом расформировали. Оказалось, что кроме меня эта тема никому не была тогда интересна.
— Какая тема? — рискнул спросить Денис, хотя ясно было, что не поймет он ничего, даже если Вадим снизойдет до объяснений. Ученые всегда казались Денису людьми недосягаемыми: прозорливыми, способными мыслить нешаблонно и в этом принципиальными. Высшей расой, вроде исчезнувших в пучине Мирового океана атлантов. И вдруг вот этот вот невзрачный на первый взгляд дядька оказался тем самым, недосягаемым. Целым доктором наук.
Вадим, однако, откликнулся на его просьбу неожиданно охотно и стал с воодушевлением рассказывать о теме своей многолетней работы, увлекся, даже как-то внешне преобразился. Худшие опасения Дениса оправдались — из того, о чем говорил ученый, понять ему удалось совсем немного. Про электромагнитные излучения он еще с грехом пополам воспринимал, даже следил какое-то время за мыслью. Но потом доктор наук углубился уже в такие дебри, что Денис, отчаявшись разобрать хоть что-то, только кивал с умным видом, мечтая, чтобы собеседник не сразу догадался, с каким профаном ему приходится разговаривать.
Вадим, однако, не замечал ничего. Рассказывал подробно и обстоятельно, как пришла ему в голову совсем бредовая, на первый взгляд, идея, как, загоревшись, он пытался сначала увлечь ею руководство своего института, но у него ничего тогда не вышло. Не вышло, даже когда он показал опытный образец, собранный самостоятельно, и практически готовые к запуску в производство расчеты. Пусть не в массовое производство, пусть это будет всего несколько экспериментальных образцов.
Его назвали увлекающимся человеком, мягко пожурили за то, что растрачивает попусту свой несомненный талант, хотя мог бы послужить интересам отечественной науки. Посоветовали внимательнее отнестись к срокам плановой работы, которая явно страдает от такой вот околонаучной самодеятельности.
Вадим Сергеевич Глушенков оказался человеком не только увлекающимся, но и упорным. Следующий образец он принес через полгода. А вместе с ним еще одну папку с теоретическими выкладками и расчетами. Снова горячился, пытаясь доказать, что изобретение его — это не просто блажь горячего приверженца нанотехнологий, а принципиально новый подход к электронной идентификации.
— Так нанотехнологии — это же модно сейчас, — встрял Денис, услышав знакомое слово.
— Это термин модный, только и всего, — махнул рукой Вадим Сергеевич. — Слово это у всех на языке, а что оно означает, мало кто представляет. Говорить об этом модно, а где этот термин реально можно применить, пока неясно. Вот и руководство мое слабо себе представляло, что со всем этим делать. Потому и слушать ничего не желало, не говоря уже о том, чтобы внедрять там что-то.
Вадим Сергеевич замолчал и снова принялся ворошить палкой костер.
Искры летели во все стороны, норовя прожечь одежду, но Глушенков этого как будто не замечал, шуровал палкой с остервенением.
Выждав паузу, Денис спросил:
— А что дальше было?
— Дальше? Дальше началось самое интересное. Сначала я расстроился страшно. Ведь дело всей жизни, можно сказать, а оказалось никому не нужно. Хоть нанотехнологией это обзови, хоть по старинке, результата все равно не добьешься. Никому это не нужно. У нас в стране.
— А за границей?