Дикие собаки

Все мои военачальники подошли и получили по пачке всяческих хахаряшек, чтоб на себя навешивать. Я им дал то, что никто и никогда не даст — шевроны и аксельбанты. Ещё нашивки на рукава, как у командиров РККА, полутысячникам — с тремя, а Талгату лично — с четырьмя квадратиками. Жаль на петлицы ничего повесить нельзя, за неимением воротников, но я над этим работаю. Обилие дубовых листьев на знаках различия должно было, по моему разумению, подчеркнуть не столько крепость духа, сколько умственные способности вояк.

В целом, конечно, все остались довольны, да и перспективы карьерного роста я им тоже обрисовал. Но я вообще-то не за этим их собрал, чтоб ублажать их степное эго.

— Образцы я вам выдал, а обеспечение себя знаками различия возлагается на самих командиров. Сейчас доложите мне о наличии личного состава. Сколько у нас бойцов, сколько лошадей, какова обеспеченность кормами и котловым довольствием.

Ну, понеслась. Вообще-то у нас всё хорошо, хоть сейчас в бой. Только исчез один десяток, говорят, его видели возле города. Но точных сведений пока нет. На нет и суда нет.

— Они теперь вольные стрелки, возможно уже басматчи, — объявил я, — вовремя не принесли клятву, следовательно, могут отдыхать. Талгат, пошлёшь чуть позже людей, выловите их.

— Так точно, — отвечал мне полковник, всё ещё пребывая в шоке от неожиданных подарков.

Теперь пора построить нухуров и начинать из них вить верёвки. Они-то клятву приняли, там в той клятве всё было заточено на то, что ни один боец не может причинить вреда своему сюзерену, и формулировка такая мутная. Освящённая временем и традициями. То есть, если они не принесут пользы своему Тойону, то им ничего за это не будет. И ведь ни слова не изменишь, не поймут, в то время, как наша отечественная присяга, тех самых советских времён, тут подошла бы гораздо лучше. Придётся выворачивать им руки по-другому.

Попытка построить хотя бы две полусотни в колонну по четыре провалилась с треском. Стадо, оно и в Африке стадо. Строятся, как привыкли, то есть, впереди — самые опытные или наглые, кто послабее — в задних рядах. Причём все, как правило, родственники и внутренняя иерархия уже сложилась. Получался такой тупорылый клин. А впереди, на статном жеребце — полусотник. И хоть кол на голове теши.

Я теперь понимаю товарища Сталина. Чингисхана я тоже понимаю. И вообще я теперь понимаю тиранов всех времён и народов. Как из сброда сделать хоть какое-то подобие боеспособных подразделений? Не, я понимаю, что обычно жизнь заставляет начинать соображать даже самых тупых. Ну, типа, боевые действия, которые хочешь — не хочешь, заставят действовать именно так, а не иначе. Только нет их здесь пока, настоящих боевых действий. Войска, они по жизни готовы воевать на предыдущей войне, конной лавой на танки.

Один мой знакомый, которого выперли из армии за неспособность написать своё фамилиё даже печатными буквами, весьма преуспел в бизнесе. Исключительно тем, что виртуозно выражал свои мысли всего семью словами. Не считая предлогов и междометий. Это у него наследственное — шесть поколений его предков служили на флоте. Я позаимствовал пару наиболее энергичных выражений, и теперь не жалею даже о том, что этими словосочетаниями в своё время он крыл меня. Теперь и я пустил в дело наработанный материал. Молчат, бычатся, не понимают. Зато я всё понял. Этих надо расстрелять и набрать новых. Всё. Так всем и сказал. Идите. Такие бойцы мне не нужны. Идите-идите, вон Тыгын на войну собрался, так и валяйте. Нехрен тут дармовые харчи переводить.

Раздражение на этих долбодятлов было настолько велико, что я не сдержался. Потом остыл и перестал заниматься прессингом. Это, во-первых, пустая трата сил и нервов, а во-вторых, у этих людей будут другие задачи. Точно, поторопился я. Потом ещё раз подумал и снова всех простил. Ну нет у меня других бойцов, и взять неоткуда. Эту фразу я теперь повторяю про себя, как мантры. Других людей нет. Нет. Я отошёл в сторонку и причастился, только лишь для того, чтобы восстановить дыхание. И ведь в таких безнадёжных случаях не поможет никакой пустырник. А потом ещё и говорят, что мужик нынче хлипкий пошёл, так простите, все болезни от нервов, вот мы, болезные, и коптим небо.

Ладно. Я успокоился и приказал Талгату с Ичилом приготовить испытание номер один. То есть, зёрна от плевел отделить. Тот раз этим Тыгын занимался, а теперь мне не на кого переложить свои обязанности, я теперь сам себе советник и испытатель собственных советов. Пенять не на кого будет, ежели что. Никаких иллюзий насчёт того, что удастся втолковать этим охламонам тезис о том, что пехота — царица полей, я не питал, но думаю, жизнь заставит их изменить свои воззрения.