Дикие пчелы

Макар Булавин взял пса на кабанью охоту. Вышли на следы. Пес не бросился по следам очертя голову, а осторожно затрусил по ним. Макар подумал, что он боится кабанов, но когда увидел, что он крадется в распадок, где на взлобке легли на дневку кабаны, успокоился. И вот Буран бурей налетел на табун, разметал его, но одного секача остановил. Огласил тайгу звонким лаем. Кабан крутился, встал задом к дубу, зачухал на собаку. Макар вскинул бердану и выстрелил в зверя. Кабан заковылял по снегу, забился. Буран оседлал его и, пока подбежал Макар, успел придушить подранка.

– Ну вот и все, – почесал парной затылок Макар. – Ежели найдется хозяин, все золото отдам ему за тебя. Надо копить побольше. Мало ли что? Только бы он был из добрых. Со злым будет тяжко договориться. Евтих знает, кто твой хозяин… Ну ин ладно.

Макар на том и оставил охоту. Суетился на пасеке. Выставлял пчел на улицу. Слабые семьи подкармливал медовым сиропом, выметал из даданов отсев – отмершую пчелу.

Сошел снег, повеяло теплом. Пес слонялся по пасеке, греб лапами старую листву, дремал на смолистых стружках, томился. Он не раз подходил к Макару, смотрел в его глаза, приседал на передние лапы, лаял, звал в тайгу. Макар, журил:

– Ну что тебе не сидится? Нет сейчас охоты; зверь после бескормицы худой, пушнина полиняла. Сиди дома.

Но Буран не захотел сидеть дома. Ранним утром он убежал в тайгу. Макар встревожился, хотел идти искать его. Но пес вскоре вернулся, и не один. Он нес на спине убитую им косулю. Подошел, положил трофей к ногам хозяина, завилял хвостом, ожидая ласки. Макар плюхнулся на диван, не в силах выговорить и слова от изумления. В глазах застыла страшинка. Бывали у Макара такие собаки, которые легко догоняли косуль, особенно по весне, когда те слабые, но чтобы принести домой трофей – такого он еще не видел. Но откуда было знать Макару, что в крови Бурана есть кровь и волков? А волки косуль, овец носят в свое логово на спине.

Опомнившись от удивления, Макар заговорил с собакой:

– Вот ястри тя в нос, да рази можно так варначить! Ты ведь всю живность в моем угодье передавишь. К тому же самку ухайдокал. Пошли в ледник, там ты увидишь, сколько у нас мяса. – Макар повел Бурана в ледник. – Смотри, вона лежит туша кабана, вона изюбра, вона пять косуль. Куда нам еще? Вот придет пантовка, пару пантачей пристрелим. Будут снова деньги и едома. Ведь панты стоят дорого, они нас обуют и оденут. А ты могешь всех распугать. Потому нишкни! Чтобыть я не видел такой шалости! – строго заговорил Макар.

Буран впервые в голосе хозяина услышал недовольные нотки. Поджал хвост.

– Без спроса ни шагу в тайгу! Понял ли? Аль уходи совсем. Варнаков держать не буду!

Буран отошел в сторону. Невдомек ему, в чем его вина. Злобно вспыхнула зелень в глазах. Косулю гонял больше часа, долго она водила его по кругу, пока не догадался по-волчьи срезать кривую. Срезал и догнал зверя. А потом нес этакую тяжесть на спине. Она свалилась, тащил ее волоком, пока не приловчился. И здесь ему нагоняй! Знать, плохо сделал. Хотя старался для хозяина. Буран забился под крыльцо и до вечера не выходил оттуда.

Неделю дулись друзья друг на друга. Надоело. Первым предложил дружбу Макар. Подошел к псу, положил тяжелую руку на лоб и ровно заговорил:

– Вишь, какое дело-то, Буран, здесь мы с тобой хозяева, потому должны сами радеть за таежную живность. Ведь она живет без призору, никто ее не жалеет, бьют все кому не лень. И бьют без выбора. А мы-то люди, мы должны жалеть зверя. Для нас он рожден. Здря и без меры не убивать. По весне всякая тварь за собой дитя водит. Вот в той косуле было два мальца. Они так и не увидели свет. Ты их убил. Непорядок это. Ежли бы всяк живущий на этой земле радел бы за таежную живность, то ее бы не убавилось.

Понял пес хозяина или нет, но больше без Макара не ходил в тайгу. Мир был восстановлен. Да и жить стало веселее. Пчелы понесли мед с бархата, с клена. А ивайловские ребятишки тут как тут, сбегались на день к Макару, чтобы помочь ему покрутить ручку медогонки. Макар же кормил их медом вволю. Потом они затевали игру с Бураном. Тот сразу понял, что они от него хотят. А дети хотели, чтобы Буран играл с ними в прятки. Он вставал головой к омшанику, ждал, пока эта орава не разбежится по укромным местам, потом шел искать. Он находил ребятишек под крыльцом, на чердаке, куда, конечно, не мог забраться, но лаем давал знать, что нашел. Одного он не мог понять, отчего они бегут к омшанику и кричат:

– Тук-тука! Тук-тука!

Лаял, радовался этому гомону.

Хорошо на душе у Макара, улыбается он, глядя на игру детей.

Заглядывали к нему выпивохи на кружку медовухи. Тоже дивились чудной собаке. Обещали на большом медосборе помочь старику.

Зашел однажды к Макару и Хомин, решил сгладить прошлые размолвки. Но еще глубже забил клин в трещину. Смотрел, как чужие дети едят ложками мед, не удержался:

– Васька, стервотина, ешь мед-то не ложкой, вылезет он на пузе, пчелы тебя заедят. – Повернулся к Макару и горячо заговорил: – Макар, да разве так можно? Ить это деньга шальная в их пасти лезет. Ты сдурел, старик?