– А мы знаем, тятя, кто был. У кого всегда унты стоптаны и заплатаны? Не знаешь? Да это же у лодырей Красильникова и Селедкина. Им лень кожу-то отмять да новые унты сшить, вот и ходят в старье.
– Ладно, корми. Оголодали. Знать, не было Арсе.
– Если бы был, то куда бы он девался? Сейчас в тайге в одиночку много не накукуешь. В одночасье окостыжишься.
– Да наврали они все, проспали в зимовье, а потом пришли, чтобы нас сбулгачить. Эхма, кому стали верить! – выдохнул Мартюшев.
– Да и оставить надо бы Арсешку-то, ничего он уже не сделает. Все похерено, все уже забыто.
– Может, кто и забыл, но Арсешка-то не забудет. Оставим. Господь с ним. Кормите!
Уехали преследователи к обеду. Забрал Бережнов королевского соболя, чтобы потешиться над Сониным. Побратимы продолжали охоту, брали из ловушек колонков, на подсечку капканами и загоном соболей. К масленке возвращались домой. Конечно же здесь, на охоте, они никаких постов не соблюдали. Дома придется: впереди Великий пост перед пасхой.
Завернули в зимовье Шишканова и Коваля. Зимовье плохонькое, неуютное, стояло в глухом распадке, где и солнца мало. Банешки не было. Охотники были дома, тоже заканчивали охоту. Да и промыслили они мало. Где-то полста колонков и двух соболей. Была белка, но и ее не сумели добыть.
Побратимы с грустью посмотрели на охотников. Устин тихо сказал:
– Чтобы быть охотником и рыбаком, надо родиться в тайге.
– А сколько же вы добыли?
– Мы что, у нас по двадцать соболей на каждого, нынче их прорва, да сто колонков на рыло. Вот и считайте, по пятьдесят рублей выйдет соболь по кругу, по пятерке колонок. Вот вам и деньга.
– Мы тут порешили уже, что продадим добычу, купим еще одного коня и почнем заниматься извозом зимами. Возить есть кого.
– И то дело, – согласился Устин. – Дети ваши будут охотниками. А вы нет. Прощевайте нето!
Побратимов хвалили. Сонин был «убит», с нарочитой обидой ворчал:
– Варнаки, моего соболя заловили. Ну погодите ужо. Я вас обучил, я вас и разучу.
– А что добыли те два дружка?
– Вошей принесли. Степан Ляксеич им дал взгреву за обман. А может, и правда, был у вас Арсе? – пытливо смотрел в глаза Сонин.
– А ежели был бы, то ты бы стал убивать? – спросил Устин.
– Нет, ить я отказался идти на Арсе. Чего же еще? А потом моя стара мне бы глаза выцарапала, ежели что.
Наставник же побратимам сказал:
– Арсе у вас был. Вот его трубка, которую он заронил под нары. Куда он ушел?
– Ищите, – спокойно ответил Устин.
– Если вы нам не верите, дядя Степан, – так же спокойно ответил Петр, – то верьте тем двум предателям. Они и вас скоро продадут за пятак. Трубка могла быть и не Арсе. Сказано, что при нас не был, и нечего нас пытать.
– Вот как заговорили! – насупился Бережнов.
– Так и заговорили, – огрызнулся Устин. – Тарабанов убил людей. Живет и здравствует. Арсе никого не убил, вы за ним гоняетесь. Передайте этим двум, что ежели увидим у нашего зимовья – убьем!
– Молчать, щанок, не позволю тявкать!
– А мы не позволим гоняться за честным человеком. Уже не маленькие.
– Одно вас спасает, что не пойманы, а тем верить не всегда можно. Но если поймаем – берегитесь! Брысь отселева! Вожжей давно не пробовали?
– И не будем пробовать. Сами уже с усами. Придет час и вашего суда, судить будем и Тарабанова, и тех, кто его пригрел.
– Ах так! – Бережное схватил сына за волосы. Устин изловчился и укусил за руку отца. Вылетел из горницы, схватил тулупчик и убежал на улицу.
Степан схватил винчестер и бросился следом. Но его поймал в охапку Петр и, как ребенка, положил на лавку, с передыхом сказал:
– Не суетись, дядя Степан, ненароком и кости поломаю.
– Вот энто да-а! – протянул Бережнов. – Медведь! Как ты посмел своего наставника мять?
– Так и смел. За Устина десятерым головы сорву и за пазуху суну, пусть ходят без голов.
– Да-а! Выкормили жеребчиков, пора их и в хомут. Женить пора! – вскочил Степан Бережнов, ногами затопал.
Из его рук спокойно взял винчестер Журавушка, тихо сказал:
– Оружье само раз в год стреляет. Его место на колышке. Вам уже сказал Петьша, что с нами шутковать не надо. Можем и взбрыкнуть. Ага. Пошли нето, побратим. Пусть поярится наш наставник.
Степан Бережнов смотрел на побратимов. Сел на лавку. Взял в руки лестовку и начал творить самую короткую молитву.
– Господи помилуй, господи помилуй… – ровно перебирали крепкие пальцы бисер лестовки: она хорошо успокаивает.
Глава четвертая
Зеленый Клин – земля вольная
1