К ночи от комнат, где мы с Линк нашли приют, ничего не осталось. На месте южной половины дома теперь лежал пепел и мусор. Наевшись рагу, работники ушли, пообещав вернуться на заре. А мы с Шерхом отправились мыться в гейзер, захватив с собой полотенца и одеяла. И там же, в гейзере, целовали друг друга до одурения, мокрые и горячие, сходящие с ума от чувств.
— Зараза рыжая, — стонал Хенсли, вбиваясь в мое тело, прижимая к каменному бортику гейзера. Вода выплескивалась на горячие камни, а я ловила губами капли, стекающие с темных прядей.
— Мерзавец… — соглашалась я.
Спать мы устроились в комнате без крыши, на просушенных на солнце шкурах, завернувшись в них и глядя на звезды. Шерх лежал, закинув руки за голову, а я думала, как быстро эта земля стала моим домом. Вросла в меня и навсегда привязала к себе.
Линк сопела между нами, прижимая к себе фенека. И я тоже уже почти уснула, когда Хенсли встрепенулся и поднял голову.
— Софи?
Я сделала вид, что сплю, и мерзавец бесцеремонно дернул меня за косу.
— Ай! Ты сдурел?
— Тихо! — он посмотрел на меня, и широкая улыбка преобразила лицо дикаря. Я так удивилась, что даже забыла как следует его отругать.
— Что?
— Слышишь?
— Сверчков?
— Софи!
Я открыла рот, чтобы пошутить, и замерла.
Тук. Тук-тук. Тук.
Тихий, едва уловимый звук без видимого источника. Тук. Тук-тук. Горло свело, и я отчаянно заморгала, неверяще глядя на Шерха. Тот приложил палец к губам, продолжая улыбаться.
— Шерх… Это же…
Он одним движением притянул меня к себе вместе с Линк. Поцеловал в макушку.
— Это сердце, рыжая. Сердце Оливковой рощи. Наш дом ожил.
И я все-таки заплакала. Тихо и радостно, пока вредный Хенсли не приказал прекратить сморкаться в его рубашку. Я пожелала ему провалиться. Сразу после того, как поцеловала. Линк заворочалась во сне, и мы затихли, вслушиваясь в равномерный стук и шепот дома. Он что-то бормотал и шептал, кажется, удивлялся. А еще — радовался. Звездам, полям, запахам. Людям, что прижимались друг к другу на остро пахнущих древесиной полах. Привыкал. Присматривался. Знакомился с нами. А мы — с ним.
Глава 31
…ведь в непонятных обстоятельствах Остроухий Заяц всегда пил чай!
Утром горожане не узнали Оливковую рощу. А все потому, что с ожившим домом все стало гораздо проще и легче. Только дом у нас оказался юным и шаловливым, потому что к рассвету ставни оказались выкрашенными в ярко-малиновый цвет, а ступеньки — в небесно-голубой.
— Похоже, жить вам здесь будет весело, — расхохотался Фирс, когда улеглось первое изумление. — Даже не знаю, надо ли тебя поздравить, Шерх! Твои черные ставни внушали ужас, но малиновые?
Дом сконфуженно помахивал этими самими ставнями и виновато пытался нарастить стекла в окнах верхнего этажа. Получались цветные и яркие витражи с невообразимым рисунком.
Шерх фыркнул и обвиняюще посмотрел на меня. Я подняла ладони.
— Не знаю, о чем вы! Я тут вообще ни при чем.
И унеслась наверх, уговаривать дом сделать стекла более… традиционными.
Через неделю строительства мы сидели на новой, пахнущей досками террасе и смотрели на сад. Горожане покинули Оливковую рощу, не взяв ни одного осколка, что пытался вручить им Шерх.
— Оставь это, Хенсли, — хмыкнул Фирс. — Ты, главное, того… печати свои держи при себе.
Радостно рассмеявшись этой шутке, которой нас уже утомили, мужчины и женщины вернулись в Дейлиш. А мы втроем остались. Ах нет, еще были дракон, который, кажется, считал себя собакой, мангут с фенеком, курица, коза и кот.
— Надо посадить виноград, — сказала я, глядя вдаль.
Хенсли покосился на меня, но промолчал. Я вздохнула. Пожар и строительство сплотили нас, но были ли мы вместе? Близость до потери разума еще ничего не значила… А произносить те самые слова Хенсли не торопился. Линк играла со своими питомцами, а между нами с Шерхом повисло напряженное молчание.
— Я думаю, что вы с Линк могли бы разместиться на втором этаже, — не глядя на меня, сказал он.
— Хорошо. Как скажешь.
— София, я… — начал он, но осекся.
Я мотнула головой, поднялась и ушла наверх. Кровати в комнате пока не было, но зато имелся широкий матрас и несколько покрывал. В эту ночь мы спали раздельно, я наверху с Линк, Хенсли внизу. Или, вернее, не спали. Я лежала, глядя на квадрат окна, и думала о том, как меня угораздило так сильно влюбиться. В того, кто не сказал мне ни единого слова о чувствах. Ни разу.
Гордон рядом. Я чувствую мерзавца, хоть Софи и считает, что муженек вернулся в Кронвельгард. И у меня темнеет в глазах от желания как следует расквасить его рожу. Сейчас, после травок Линк, я чувствую себя гораздо лучше. Приступы хоть и случаются порой, но уже не сваливают с ног, как бывало. И озноб еще напоминает о себе, но надо признать, я ощущаю себя почти нормальным. Эти дни, наполненные работой и людьми, показали, что я могу общаться. Могу разговаривать, двигаться и даже шутить, не падая в агонии.