Дикая вишня

Адам вытащил из кармана ключ и провел большим пальцем по зазубренной бородке. Его приемные родители умерли, его отец оказался чудовищем, а его мать даже видеть его не может. И насколько же все это сохраняет целостность его личности?

Адам открыл дверцу, сел за руль. «А еще есть Сара, – успокаивал он себя. – Милая, милая Сара». Она была права с самого начала. Им не следовало сходиться, заниматься любовью, обманывать себя, убеждать друг друга в том, что все будет в порядке. Она была слишком хороша для него, слишком чиста. И если бы они остались вместе, он бы в конце концов только загубил ее жизнь. Словно одержимый человек, чьей душой завладевает старый знакомый демон, Адам вырулил со стоянки и поехал по шоссе.

Он купит бутылку виски и вернется в свой номер, и, когда все будет кончено, когда янтарная жидкость согреет его внутренности и его кошмар окутается туманной серой дымкой, одиннадцать лет трезвости не будут ничего значить.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Тем вечером Сара сидела на крыльце отцовского дома, наблюдая за закатом. Небо было окрашено в дымчато-лиловые цвета, исчерчено алыми полосами и тающими лентами лазури. Оно напомнило Саре об огне, о пламени, полыхающем в небесах. И в ее сердце. Если бы только она могла помочь Адаму исправить положение вещей. Она часами пыталась связаться с ним, оставляя послания в мотеле. Служащий ответил ей, что Адам переселился в другой номер, и при этой новости Саре полегчало. По крайней мере он не будет смотреть на остатки того раз-брггого зеркала. Может, ей следует поехать туда? Или это расстроит Адама еще больше? Он, похоже, решил не подпускать ее близко к себе, разобраться с бедой в одиночку. Сара подозревала, что он сейчас сидит один в темноте и отказывается подходить к телефону. Из дома вышел Уильям и поставил на стол рядом с Сарой тарелку.

– Это рагу из дикого риса, которое любила готовить твоя мать. – Он указал на еду. – В детстве ты предпочитала его остальным блюдам. На гамбургеры обращала мало внимания. Всегда тянулась к здоровой пище. Трудно было поверить, что ты – мой ребенок. Я-то сам питался чем попало.

Сара придвинула к себе тарелку и, исхитрившись, изобразила благодарную улыбку. Отец добавил в рагу кабачки из огорода соседей, и к тому же сбоку на тарелке лежала нашинкованная капуста и порезанные кубиками яблоки.

– Лучше и быть не может. Ты сам-то не хочешь?

Уильям наморщил нос.

– Ни за что. Я там сообразил себе бутерброд. Сейчас вернусь.

Он возвратился и принялся за сандвич. Вместо гарнира у него была жареная картошка и банка виноградного сока. Сара пила воду из бутылки и любовалась, каким человеком стал Уильям Клауд.

– Папа, я знаю, что ты больше не пьешь. И я горжусь тобой.

– Спасибо. – Он вытер губы. – Это была долгая и мрачная дорога, и я не собираюсь вновь возвращаться на нее.

– Мне надо было остаться. Следовало оказать тебе поддержку, как когда-то мама.

– Нет. Ты поступила верно. Ты была молода, у тебя впереди была целая жизнь. Я не имел права причинять тебе такое горе, заставлять стыдиться меня и своего происхождения. – Он потянулся за картошкой: его движения были еще аккуратнее, чем слова. – Теперь я каждый день посещаю собрания. Иногда дважды в день, когда соблазн поднимает свою уродливую голову.

– Ты прошел длинный путь. – Сара гордилась, что он ее отец, мужчина, в которого влюбилась когда-то ее мать. – Адам тоже когда-то пил, – призналась Сара, чувствуя, что пора довериться отцу. – Но он не брал спиртного в рот уже одиннадцать лет.

Уильям вздрогнул, едва не расплескав сок из банки.

– Странно, что ты с ним сошлась.

– Я научилась ему доверять.

Воцарилась тишина, небо все еще полыхало огненными цветами. Запах лета пропитал воздух, и Сара глубоко вдохнула.

– Я так люблю его, папа.

– Я знаю. – Удерживая тарелку на коленях, Уильям нахмурился, глядя на еду. – Но ты уверена, что он больше не будет пить? У него сейчас трудный период в жизни.

Образ Адама, спящего на полу, вдруг снова возник в сознании Сары, и она задрожала. Разбитое стекло и кровь. Она поняла, как он себя чувствовал. Разбитым и раненым. «Но это вовсе не значит, что он вновь потянется к бутылке», – убеждала себя Сара, и страх пронзил ее грудь, точно ее ударили кинжалом. Но Адам не так прост. Он сильнее искушения.

– Я как-то ему говорила, что спусковой крючок где-то там и он еще может сработать, но Адам ответил, что это никогда не случится.

– И ты веришь ему?

Сара кивнула. Любить – значит верить любимому, доверять его словам, его обещаниям.

– Не все, кто когда-то пил, снова оступаются. – А Адам заслуживал ее поддержки, ее веры в то, что он удержится от выпивки. – Одиннадцать лет – это долгий срок.

– Ты извини, но я обязан был спросить. – Уильям тяжело выдохнул. – Может, нам удастся убедить его остаться здесь. Хорошо, чтобы его окружала семья.

– Я уже пыталась. – Сара взглянула на небо, внезапно поняв, что ей следует сделать. – Ты разговаривал с Синди Янгвулф?

– Нет. Это Маргарет позвонила ей и рассказала об Адаме. И потом пересказала их разговор мне.

– Но у тебя есть номер телефона Синди?