Дигитал

Грубо выточенное мужественное лицо, глубокие резкие линии морщин от носа к губам. Раздвоенный подбородок — признак властности и воли. Взгляд прямой и твердый. Но, если присмотреться, чуть отстраненный. Будто из каких-то потайных глубин идущий.

Они пожали друг другу руки.

— Спасибо за помощь, Алексей, — без всякого намека произнес Андрей Ильич.

— Чем мог…

— Не вешай нос, парень. Жизнь продолжается. Желаю удачи. Тебе она, чувствую, очень понадобится.

Он выпустил руку Алексея из цепкого захвата и пошел к двери.

— Извините, не запомнил вашу фамилию.

— Злобин, — коротко ответил Андрей Ильич. И перешагнул через порог.

Сергей грохнул дверцей сейфа, побренчал ключами в замке. Достал из-под сейфа цилиндр дезодоранта, выпустил в воздух струю лавандового тумана.

— Пока, Лаванда! — махнул ему Алексей.

— Погоди, Леха! Вот бумага, коротенько, не растекаясь мыслью, напиши, что ты тут говорил. Для дела надо, — скороговоркой затараторил Сергей. — Чистая формальность. Учить не надо, надеюсь?

Он вылез из-за стола. Протиснулся мимо Алексея.

— Погоди. А с этим делом можно писать? — Алексей погладил себя по виску. — Вдруг не зачтется.

— Блин, Леха! — сморщился Сергей. — Ты как маленький, ей-богу. У нас даже по дороге в морг показания снимают. И ничего, катит. Я тебе музычку оставлю. Сиди и слушай!

Он засеменил к дверям.

Алексей потянул носом набирающий силу лавандовый дурман. Сразу же подступила тошнота.

— Ты еще перни на прощанье, чмо! Для пущего комфорта, — достаточно громко проворчал он.

Сергей с перекосившимся лицом выскочил из кабинета.

Глава седьмая. Send all processes the TERM signal

Он никогда не предполагал, что звук можно видеть и ощущать на вкус.

Из динамиков сочился голос цвета рома со жженым сахаром, растекался по полу, вспыхивая язычками бесцветного пламени, застывал кофейно-черными лужами в углах и полз вверх по стенам густо-оливковыми змейками, чтобы выкрасить потолок в прозрачно-золотистые цвета и опасть пластами переливчато-матового тумана.

Под языком образовалась вяжущая сладость незнакомого тропического фрукта и пахучая горечь корицы. Он глотал этот странно будоражащий вкус, не ощущая жжения, но медленно и необратимо пьянея, как от теплого сладкого рома. Голова шла кругом, но хотелось еще и еще лить в себя эту невесомую огненную влагу, дарящую покой и забвение.

Голос, взлетев на рвущую сердце высоту, вдруг оборвался. Шмелинно жужжа, компьютер выдавил из себя дисковод. Мираж бесстыдной и томной алабамской ночи развеялся, разом погасли краски, вокруг все сделалось стылым, убогим и мертвым. В дверь вполз унылый и мерзкий, как проснувшийся бомж, запах присутственного места, покинутого его измочаленными обитателями.

В дверях замер человек.

Алексей медленно, еще окончательно не стряхнув с себя отупления, повернул голову.

— А, Вован! Ты-то какого хрена здесь ошиваешься?

— Братка, а я тебя сразу не признал. Богатым будешь, — с наигранным весельем отозвался Вовка Волков. — А я тут боевую задачу получал. И все прочее к ней прилагающееся. Лаванду в коридоре встретил. Ха-ха! Пожаловался, что ты ему воздух в кабинете испортил.

— Сам он говно порядочное, — проворчал Алексей.

Формально Владимир Волков был непосредственным начальником Алексея. Но были они на «ты» и, споря по делу, в выражениях не стеснялись. По негласному раскладу Алексей считался правой рукой Волкова, и Волков постарался, чтобы с этим считались все, даже больше отслужившие опера.

У них за плечами были несколько достаточно опасных задержаний, когда клиенты не на шутку отмахивались чем попало, а один даже высадил всю обойму, правда ни в кого не попав. Были тягомотные дни и нудные ночи, когда отсыпались на столах в кабинете. Было многое, плохое и хорошее, просеянное из серого песка будней и отложенное в дальние уголки памяти, о чем никогда не упоминают вслух, но что дает основание не оглядываться и твердо знать, в трудную минуту плечо именно этого человека окажется рядом.

— Не, раз я сразу не узнал, быть тебе олигархом!

Алексей кисло улыбнулся. Отодвинул от себя исписанные листы. Все, что знал и считал нужным доложить, уместилось на двух страницах.

— Непременно! Я тут банк присмотрел.

— Пациент шутит, пациент — не безнадежен.

Владимир прошел через кабинет и присел на угол Костиного стола.

— Слушай, обрыдло мне тут уже. — Алексей бросил ручку в черный стакан с карандашами. — Передай бумаженции Лаванде, пусть подотрется.

Владимир был на пять лет старше Алексея, тоже из спортсменов, но уже начал наливаться мужиковской тяжестью. Правда, резкости не растерял.

Он нырнул корпусом, выбросил руку и смел бумаги со стола. Откинулся, поднес странички к глазам. Быстро, явно наискосок, прочитал. Положил рядом с собой.

То, что он умеет делать непроницаемое лицо и изводить этим юлящего и исходящего потом и словесами клиента, Алексей знал. Но стало неприятно, что именно с таким выражением сейчас Волков уставился на него.

Алексей решил молчать.

— Есть еще что сказать? — первым не выдержал Волков.

— Нет.

— И зацепок никаких?