Дифференцировать тьму

– Могу. И уважать тебя, и восхищаться тобой, и злиться, ведь ты себя совершенно не ценишь – тоже. Как бы тебе и мне ни хотелось иного. – Лод резким движением опустил руки и отвернулся. – А сейчас, когда ты чуть не погибла – по моей вине, ведь я так глупо не досмотрел… странно, но я совсем не за себя волновался.

Я щеками чувствовала холод, сменивший его тепло. А ещё смотрела на русый узел, в который Лод завязывал волосы – он сидел спиной ко мне, так, что я больше не видела его лица, – и не знала, чего мне хочется больше: смеяться или плакать. Смеяться в сияющей счастьем надежде, что он, он – правда меня полюбил, такой, какая я есть, или плакать – ведь из этого не могло выйти ничего хорошего. Я ещё не знала, почему, не хотела думать о том, почему… но знала это совершенно точно. Ведь жизнь не сказка и не книжка, и в ней счастливых концов не бывает.

По крайней мере, не для меня.

Однако я не засмеялась и не заплакала. И мы долго сидели на его постели, в свете одинокого фонарика. Неподвижно и тихо, в каком-то полуметре друг от друга.

И молчали.

– А будущего у этого пути нет, – проговорил Лод потом, по-прежнему не глядя на меня. – Ты ведь не хочешь провести здесь всю жизнь. Ни у дроу, ни в этом мире. А я не могу оставить… её. Не могу унизить себя тем, что лгу ей, и не могу унизить её тем, что она вынуждена с кем-то меня делить.

Ну да, вот и они. Причины, которых я ждала.

Из-за которых у меня и у него никогда не будет «нас».

– Да. Не хочу, – голос сам собой сорвался в шёпот. – И ты… знаю, что не можешь. Ты слишком любишь её для этого.

От осознания правдивости этих слов было невыносимо больно, но я знала: всё правильно. Всё так, как и должно быть. Ведь я это понимала, понимала с самого начала. Понимала и принимала. Что для меня этот мир – чужой и враждебный, и я должна вернуться домой, а с Лодом была и останется Морти. Она, и только она.

Не говоря уже о том, что вряд ли фаворит принцессы может так просто разорвать отношения, не теряя положения при дворе, не подставляя себя под удар, не вызывая гнева…

– Наверное, я должен отослать тебя подальше. И видеть как можно реже. Но я и этого не могу. Не ради меня – ради тебя. Ведь я единственный, кто у тебя остался, а тебе очень нужен кто-то, за кого можно держаться, чтобы не упасть в пустоту. – Лод обернулся, наконец посмотрев на меня. – Тебе будет легче, если мы… оставим всё по-прежнему?

Даже сейчас он казался спокойным. А вот я не хотела бы увидеть себя в зеркале. Страшно представить, что написано на моём лице, – пусть даже внутри разливалась та же сосущая пустота, с которой я познакомилась вчера.

Жаль, что Лод не мог читать Экзюпери. Ему бы понравилось. Ведь он явно разделял его взгляды.

По крайней мере, на глубокую истинность фразы «ты всегда будешь в ответе за того, кого приручил».

– Совсем всё? – остро понимая правоту его слов, усилием воли выправив беспомощный шёпот в полуголос, спросила я. – И постель у камина? И партии в скаук?

– Совсем всё.

– А что подумает принцесса?

– Ничего плохого. Морти никогда не сомневается в тех, кого любит.

Ещё одна положительная черта, отличающая её от меня.

– Ответь мне, – тихо попросил Лод. – Только честно. Если ты не захочешь…

– Да. Мне будет легче. – Я падала в прозрачную бездну его глаз. – Но как только закончится вся эта история с войной, я уйду. Не важно куда. И найду ещё кого-то, за кого смогу держаться. А ты забудешь меня.

– Нет. Не забуду.

– Хорошо. Не забудешь. Только выбирать больше не придётся. Это легко – выбирать между живой девушкой и воспоминанием.

Какое-то время мы просто смотрели друг на друга. Странная, неловкая, нежизненная ситуация. Обычно люди просто втихую изменяют своим пассиям – и врут второй о том, что скоро бросят первую. Или бросают первую и уходят ко второй. Или не изменяют, но тихо задавливают непрошеную любовь в себе, или вычёркивают вторую из жизни…

Наверное, только мы могли в это угодить. Как и найти подобный выход. Ведь у нас всё не как у нормальных людей.

Даже признание – в котором не нашлось место ни поцелую, ни трём заветным словам.

– Значит, сделка? – спросила я, протягивая ему ладонь.

Он невесело улыбнулся и взял мои пальцы в свои.

– Сделка.

Третья сделка. Третье рукопожатие. И это вышло, пожалуй, куда дольше и крепче, чем предыдущие.

Потом мы одновременно разжали руки, и Лод стремительно встал.

– Выпей. – В его руке возникла склянка тёмного стекла. Он снова говорил на русском. – Ещё одно лекарство. Усыпляет, но тебе всё равно нужно силы восстановить. А утром будем разбираться, кто это сделал.

Будто ничего не случилось. Будто только что мы не говорили совершенно о другом.

Может, и правда не говорили?..

– Меня кто-то поцарапал, когда мы проходили мимо тех дроу. По пути на тренировку. Они меня и отравили? Кто-то из них?

Мне хотелось подумать об этом. Об этом думать было куда легче, чем о странном разговоре, в реальность которого я до сих пор не могла поверить.

– Куда тебя ранили? – Лод сощурился.

– Сюда. – Я коснулась рукой затылка, не чувствуя пореза, но зная, что он где-то под волосами. – Не ранили, так, скорее царапина…