Дифференцировать тьму

Блёклые стены больничной палаты. Мамины слёзы, текущие по жёлтым щекам. Чужие руки, которые хочется отодрать от себя, укусить, расцарапать в кровь. Мужской голос, отныне ненавистный, вновь и вновь выкрикивающий твоё милое детское прозвище, когда-то любимое, когда-то…

Воспоминание болью стиснуло кулаки.

— Не называйте меня так.

— Всё лучше, чем искажать твоё имя. А тебе подходит, — колко заметил колдун. — Если имя «Снезжана» от слова «снег», то…

— Не смей так меня называть! — голос сорвался на крик. — Просто… не смей!

Глаза обожгло знакомой радужной пеленой, и я отвернулась. Восемь, шестьдесят четыре, пятьсот двенадцать, четыре тысячи девяносто шесть…

И тут я вспомнила, на кого накричала.

Я зажмурилась. Всё, вот теперь точно перешла черту. Облезлый кот полоснул хозяина когтями. А непослушных питомцев наказывают.

Сейчас он меня и…

Сильные, деликатные руки обняли за талию сзади. Мягко прижали к себе.

— Извини, — обожгло висок дыхание, смешанное с тихим словом.

И я почувствовала, как земля снова уходит у меня из-под ног.

— Как всё прошло? — жадно поинтересовалась Криста, когда я вошла в нашу спальню.

— Информативно. — Стянув сапоги, я прихватила свечу из ближайшего канделябра и направилась в ванную. — Вернусь — расскажу.

Когда сокамерница покорно кивнула, я закрыла за собой дверь. Сунула свечу в подсвечник, кое-как развязала на спине шнурок корсажа. Открыла оба крана — и третий, с пеной.

И думала. Думала. Думала.

Лод прав. На успешный побег шансов нет. По крайней мере, если всё действительно так, как он говорит.

Ванна потихоньку заполнялась водой. Не дожидаясь, пока она нальётся целиком, я скинула одежду и растянулась в ароматной пушистой пене, в жидком тепле, приятно окутавшем тело.

Он не навредил мне. Ничем, ни разу. Не отдал ни одного приказа с помощью ошейника — лишь пригрозил, чтобы спровоцировать, тогда, у шахматной доски.

А когда я на него накричала, он извинился.

Неужели он и правда желает мне добра? Или всё это — какая-то психологическая игра? Шахматы с живыми людьми… не просто отдать нам приказ, запрещающий бежать, но вызвать моё доверие, загнать в безвыходную ситуацию — и посмотреть, что я сделаю.

…я не хочу, чтобы ты умирала — как не хотел, чтобы умирали все, кто приходил до тебя…

Всё завязано лишь на том, верю я его словам или нет. Если верю, то не он убивал предыдущих своих… питомцев. Тогда он в отличие от дроу действительно желает мне добра. И в таком случае ничего плохого нас обеих не ждёт. Криста раскроется, её вернут светлым в обмен на какие-нибудь плюшки для дроу, а даже если предварительно разок изнасилуют — ничего страшного, жить будет. Меня, когда наиграются, выкинут в какой-нибудь эльфийский город, где я с чистого листа начну свою историю классической попаданки. На принцев рассчитывать нечего, но со знанием риджийского я чего-нибудь да добьюсь. Можно ещё попросить Лода рассказать побольше о Риджии, а потом не стирать память об этом, раз уж он умеет корректировать воспоминания выборочно…

Тогда побег действительно представляет собой куда более рискованное мероприятие, чем бездействие.

Но как сказать об этом Кристе?

Я с силой провела мокрой рукой по волосам.

Если всё действительно так, как он говорит…

…только вот того, что тебе нужно, там нет…

Значит, в том шкафу действительно не было «опасных» книг. Ничего, что могло бы мне пригодиться.

Да, но теперь я знаю, где находится библиотека, и всегда знала, где его кабинет.

Усмехнувшись этой мысли, я подняла на одной ладони шарик пены. Посмотрела, как лопаются мыльные пузырьки. Вспомнила о своих ощущениях во время нашей прогулки под луной.

И моя усмешка погасла.

Я впервые поняла, что люблю Сашку, лет в тринадцать. Не помню, с чего всё началось, но с каких-то пор в ответ на его улыбку сердце стало подскакивать к горлу, а любое расставание порождало неизбывную тоску. Проанализировав ощущения и посоветовавшись с мамой, я поняла, что это и есть любовь. Надеялась, что она пройдёт сама, как простуда — но не проходила. Сердце с течением времени перестало шалить, но потребность во встречах оставалась. Как и трепетная, немного грустная нежность. Желание всегда быть рядом, чтобы помочь, утешить, подставить плечо. Ревность при мысли о том, что на моём месте окажется кто-то другой.

Но в моём чувстве никогда не было чувственности.

Разыгрывая влюблённых, мы ходили под ручку, обнимались и чмокали друг друга на прощание… и ни разу, ни разу у меня не возникло желания подставить губы вместо щеки. Если честно, мне страшно было представить, что будет, если Сашка вдруг меня поцелует. Моё чувство было настолько чистым, наивным и безоблачным, что в нём не находилось места чему-либо плотскому.

Да, в какой-то мере я могла понять Кристу, сбежавшую с собственной свадьбы.

И то, что я ощутила рядом с Лодом…

Я вдруг поняла, что за последние несколько суток вспомнила о Сашке только раз. Сейчас — чтобы сравнить с колдуном.

И яростно хлестнула ладонью по воде, подняв фонтанчик брызг.