Дифференцировать тьму

Навиния в панике разглядывала паппея, лежавшего на её ладонях. Золотистая шёрстка с редкими тёмными полосками слиплась от собачьей слюны; хвост при ближайшем рассмотрении оказался не голым, как у крысы, а тоже покрытым шерстью, чёрной и гладкой.

Вроде бы грызунам положено дышать мелко и часто… но у зверька бока вздымались редко, судорожно, тяжело. Наверное, Бульдог всё же успел его придушить. Или сломать что-нибудь.

Жалко.

— Лучше не трогайте его, — предупредила я. — Грызуны часто разносят…

— Это не собака, а ушастый кровожадный уродец! — прошипела Навиния, не удостоив вниманием мои слова. — Где вы его взяли?

— Ничего не уродец. — Мне стало обидно за Бульдога. — В моём мире, между прочим, таких разводят и продают за большие деньги. Как домашних любимцев.

— Их? У вас там королевство безумцев?

— Во-первых, у нас не…

— Ему что-то повредили! — Принцессе уже было не до меня. Дрожащим пальцем она лихорадочно поглаживала золотистый бок паппея. — Проклятый ошейник! Мне нужна моя магия! Я могу его излечить!

Мне стало смешно:

— Вы правда думаете, что мы на такое купимся? Снимем с вас ошейник, чтобы…

— Да при чём тут это! — закричала Навиния с неожиданным бешенством. — Он живой! И он умирает! А я не в силах ему помочь, хотя могла бы!

— Это просто грызун, принцесса. Вредный и надоедливый. И он попортил не одну мою вещь.

Услышав спокойный голос Лода, Навиния вскинула голову.

Колдун стоял у лестницы — и, кажется, удивился, когда девушка порывисто шагнула к нему.

— Вылечите его! — Навиния прижимала умирающего зверька к груди. Она почти молила. — Он больше ничего вам не испортит! Я оставлю его себе, я ему не позволю! У меня уже был один, они очень умные и…

— Взрослых паппеев нельзя приручить.

— Я смогу! У меня же эльфийская кровь, я… меня слушаются мелкие зверьки, птицы и грызуны…

Принцесса протянула к колдуну руки, в которых подёргивался в агонии пушистый комок. На пальцах девушки краснели длинные полосы — освобождение зверька из зубов Бульдога не обошлось без последствий, — а голосок подозрительно дрожал.

Точно. Губы прыгают, и глаза на мокром месте. Явно готова расплакаться.

Или очень хорошо играет.

— Вылечите его… прошу.

Последнее слово явно далось Навинии не без труда.

Интересно, как часто в своей жизни она вынуждена была о чём-то просить?..

Лод заглянул в её глаза. Перевёл взгляд на тельце паппея. Накрыл своими ладонями руки Навинии. Серебристое сияние прорезалось сквозь пальцы, окутало золотистый комок облаком — светлым, ярким, заставлявшим жмуриться, — и исчезло.

Когда Лод опустил руки, грызун мигом вскочил. Уселся на задних лапках, насторожённо шевеля длинными усами, глядя на нас чёрными глазками-бусинками. Мордочка у него была милая, с острыми пушистыми ушками, больше похожими на беличьи, чем на крысиные.

— Тише, маленький. Больше тебя никто не обидит, — погладив его по полосатой спинке, Навиния похлопала себя по плечу. — Иди сюда.

Паппей покорно взбежал по её руке; устроившись там, где ему велели, безмятежно принялся умываться, отряхиваясь крохотными лапками.

— У вас нежное сердце, принцесса, — мягко произнёс Лод. — Он ваш. Но если его ещё раз поймают в моей библиотеке…

— Обещаю, этого не будет. — Навиния улыбнулась, тепло и благодарно. — Спасибо. Теперь у меня будет здесь ещё одна радость.

— Ещё одна?

— Кроме наших уроков. — Принцесса лукаво опустила ресницы. — Вы ведь удостоите меня сегодня своим вниманием?

— Конечно. Как только разберусь с делами. Довольно скоро.

— Буду ждать вас тут. — Девушка смиренно села в одно из кресел.

Перехватив мой взгляд, Лод глазами указал на лестницу — и первым шагнул на каменные ступеньки, предоставив мне следовать за ним.

— И зачем Навинии это понадобилось? — негромко спросила я, пока мы поднимались.

— Затем же, зачем ты побежала за Бульдогом, — бросил Лод через плечо. — Пожалела зверька.

— Ты что, поверил ей?!

— У меня нет оснований ей не верить. Она лечила людей, умиравших в лечебницах. Посещала храмы, где воспитывали сирот, дарила им одежду и игрушки, которые делала со своими придворными дамами. Приходила в трущобы, чтобы раздать нищим еду и деньги.

— Полезнее было бы наладить в королевстве экономику, чтобы нищих стало поменьше.

— Так и есть. И избавить королевство от… как же это у вас… управляющий городом?

— Мэр.

Мы уже были в лаборатории, где пустые тарелки на столе сменили чашки с местным чаем. Бульдога не было видно — должно быть, в отместку за моральный ущерб ушёл пачкать слюнями кровать колдуна.

— Мэйр. Спасибо. — Лод, опустившись в своё кресло, взял одну из чашек: пить не стал, просто держал в ладонях. — Так вот… не спорю, что Навинии стоило не устранять признаки болезни, а лечить её. Понизить цены на хлеб, избавиться от мэйров, которые любят взимать с народа несуществующие налоги. Из неё плохой правитель, но это не отменяет её… не буду говорить «доброты», потому что это не совсем так… милосердия.

— Скорее уж жалостливости, — я вновь села на табурет напротив него, — или сентиментальности.

— Слова могут быть разные, но смысл один. Навиния не так плоха, как ты хочешь думать о ней.

— Зато ты, похоже, не хочешь.