Дидро

Кроме того, сама связь с этой особой могла навести его мысль на сюжет, где бы действовал волшебный перстень, помогающий угадывать самые сокровенные, самые интимные тайны женщины. Если позже, когда Дидро сидел в Венсеннском замке, он, выследив свою любовницу, убедился в ее неверности и порвал с ней, то основания для подозрений могли появиться и раньше.

Существовала, правда, и другая версия причины их разрыва. Она была изложена в журнале, выходившем в те годы в Гааге. Но стоит ли нам так вникать в их отношения?!

Итак, поверим, что пари было заключено, и в то, что это произведение Дидро автографично, как и все остальные. Да и в чьих произведениях нет частички личности автора, даже если нет частички его жизни?!

Что же касается сюжета «Нескромных сокровищ», то я не рискну даже его пересказать. Фривольностью он не уступает романам Кребилиона-сына.

Мало того, в главе XXXIX Дидро даже пародирует литературную манеру этого автора. Вот пародия:

«Я запомнил весь этот вздор от слова до слова, хотя там не было ни тени смысла и ни капли ясности, и если вы дадите тонкое критическое истолкование его, вы сделаете мне очаровательный подарок, сударыня», — говорит султан Мангогул.

Затем следует весьма значительная реплика фаворитки султана Мирзозы:

«Как вы сказали, государь?.. Пусть я умру, если вы не похитили у кого-то эту фразу!»

И последующая речь Мангогула, приписанная им одному из «сокровищ» — интимных голосов женщин, — уже, бесспорно, похищена у «кого-то», то есть пародирует стиль Кребилиона-сына.

Вот начало этой речи: «Господа! Я не стану выискивать, пренебрегая моим собственным разумом, образцы мышления и выражений. И если мне удастся высказать нечто новое, в этом не будет никакой аффектации; оно явится следствием моей темы; если бы я повторила то, что уже высказывалось по этому поводу, это значило бы, что я мыслю, как другие».

А вот еще отрывок из этой речи: «Я не могу отказаться от замечаний и словесных упражнений, соответствующих моей теме, тем более что сама по себе она чрезвычайно скромна и не разрешит мне напыщенного многословия; но я не стану касаться мелких ничтожных подробностей, которые являются достоянием пустого болтуна; я был бы в отчаянии, если бы меня заподозрили в пустословии».

Но, изобретая свой сюжет, Дидро, конечно же, не стал повторять ни Кребилиона-сына, ни подобных ему романистов. Впрочем, он не затруднял себя и тем, чтобы все придумывать. Зачем? Гораздо проще открыть «Гептамерон» Маргариты Наваррской, басни Лафонтена, старинное фабло. Кое-что позаимствовать у писателя XVII столетия Нажисона. Получается забавно. «Гений» Кукуфа дарит молодому султану чудесное кольцо.

Но разве дело в интимных тайнах женщин, которые благодаря кольцу выдают их «сокровища»? На этот сюжетный стержень Дидро нанизывает картину современных нравов — придворных, великосветских, буржуазных, научных, театральных, литературных, музыкальных, и картину, надо сказать, весьма сатирическую.

Это ничего не значит, что место действия романа — Конго. Кто из современников не угадывал под Конго Францию?

Имена персонажей самые экзотические, притом не существующие ни в одной стране. Но так ли трудно было угадать в Эргебзеде Людовика XIV, в молодом султане Мангогуле — Людовика XV, в Мани-монбанде — его жену Марию Лещинскую, в Селиме — кардинала Ришелье, а в Мирмозе — маркизу де Помпадур?!

Это не точно выписанные портреты — Дидро к этому и не стремился, — он писал не шаржи на отдельных исторических лиц, а сатиру на целое общество, но сходство было вполне достаточным.

Забавными и скабрезными приключениями автор маскировал меткую и глубокую критику нравов двора, света, церкви, науки, искусства. И каждому, кто умел читать, было ясно, что Банза — это Париж, а Брама — бог не языческий, но христиано-католический, брамины — католические кюре и аббаты, африканский автор истории царствующего султана и его отца — Вольтер, Утмиутсоль — композитор Люлли, а Уремифасольлясиутутут — композитор Рамо. А как умные читатели потешались над спародированными в романе спорами между «люллистами» и «рамистами», бушевавшими в музыкальных кругах Парижа сороковых годов XVIII столетия! Кто не узнавал в оперном театре Банзы Парижскую оперу?

Дидро в отличие от Вольтера никогда не был принят при дворе и не добивался этого, не искал великосветских меценатов, как его друг Руссо. И, однако, он достаточно знал и двор и великосветское общество, чтобы в главе VII изобразить интимный ужин у фаворитки султана Мирзозы, очень похожий на интимные ужины у маркизы де Помпадур, а в главе XIX так описать внешний вид парижской дамы: «Прическа в форме пирамиды и светло-серые туфли на высоченных каблуках увеличили ее рост фута на полтора. На ней был белый палантин, оранжевая накидка, бледно-голубое платье из гладкого бархата, зеленого цвета юбка, бледно-желтые чулки и беличья опушка на туфельках. Но что меня особенно поразило (говорит султан. — А. А.), это пятиугольные фижмы с выдающимися и вдающимися углами. Можно было подумать, что это ходячая крепость с пятью бастионами».