Did that hurt?

— Мне нравится моя работа, мисс Стил. Так что массаж только на общественных началах, — он так хорошо давит на меня, что я не выдерживаю и выгибаюсь, тихо застонав. — От вас хорошо пахнет.

— О, я забыла масло.

— У вас такая красивая кожа. Мягкая и очень нежная. Вы такая красивая, мисс Стил... — вместо злости на него из-за "инициативы", из меня вылетает довольный вздох, давая благословение Котёнку продолжать свои ласки и руками, и губами, совсем невесомо покрывая всю мою спину поцелуями.

— Ты очень наглый, Котёнок.

— Я хочу, чтобы вам было хорошо, моя Госпожа. Я очень хочу, чтобы вам было хорошо со мной.

Его губы, его страстный шепот, полный откровения, его волшебные руки на мне...

— Ммм, Котёнок, иди ко мне, — я резко сажусь, хватая моего мальчика за щеки. — Что ты делаешь со мной?

— Вы волшебная, мисс Стил.

Его губы такие нежные, он чуть ли не тает в моих руках, нерешительно положив свои руки мне на колени. Нет уж. Даже если идем против правил, я веду.

Затягиваю его к себе и заваливаю, нависнув над Котёнком.

— Я хочу, чтобы ты отплатил мне тем же, Котёнок, — стягиваю его футболку, и невольно ахаю, ужасаясь. — Что за дерьмо у тебя на груди и кто это сделал? Это та швабра, с которой ты был сегодня?

— Да. Я не позволил ей дотронуться. Это что-то типа флоггера, только вот...

— Я знаю, с леской. Мой Котёнок, — склоняюсь над ним и осторожно целую в шею, медленно опускаясь ниже. Он напряжен, ему действительно страшно. — Ты посмел до меня так же дотрагиваться. Ты же доверяешь мне, Котёнок, мы оба знаем это. Я не сделаю тебе больно.

Я покрываю поцелуями весь его торс, а на эти горизонтальные продолговатые следы с кровоподтеками сначала легко дую, прежде чем прижаться губами и невесомо провести языком. Эта сука даже не обработала его!

— Мисс Стил...

— Котёнок, я никогда не сделаю тебе больно специально, вне игровой. А в игровой столько боли, сколько ты вынесешь с удовольствием, а не ради меня. Мне нравится твоя застенчивая улыбка намного больше, чем твои горькие слезы. Кто сделал это с тобой?

— Я не могу.

— Пока ты не откроешь мне свое прошлое — не сможешь стать моим сабмиссивом. И мы оба знаем, что ты хочешь постоянных, а не сессионных отношений.

Он стонет, будто от боли, и зажмуривает глаза, отодвигая меня от себя.

— Я понимаю, что это тяжело, Котёнок. Я бы так же приоткрыла тебе свое прошлое. И мне тоже больно о многом вспоминать. Давай, — я слегка царапаю его живот, не касаясь пальцами, а только ногтями, и он дергается от щекотки. Еще одно слабое место. — Только давай поднимемся в твою спальню. Ты можешь уснуть от усталости, а я не хочу, чтобы у тебя болела спина, и не из-за меня.

Котёнок послушно раздевается и залазит под одеяло, устраиваясь. Я ложусь рядом и слегка обнимаю его, мягко массируя его шикарные волосы, желая успокоить.

— Я была замужем, как ты, наверное, знаешь. И я очень любила своего мужа. Я была в отчаянии, когда его не стало. Я потеряла всё в один миг. Сбежала после похорон в Сиэтл и больше не возвращалась в родной город. Звучит не так страшно, но лишь потому, что я пережила это.

Котёнок долго молчит, и мне уже кажется, что он уснул, слишком расслабившись от моих рук в его волосах, но, к счастью, я ошиблась. Глубоко вздохнув, он тихо произносит;

— Я остался с сестрой моей матери. У нее был муж. И он был умалишенным ублюдком. Таким и остался сейчас, я уверен. У мамы были деньги, мама была хорошим врачом, и я был поздним ребенком, единственным наследником. Он считал это несправедливым, всё, по его расчетам, должно было отойти тетке, а тут я.

— Он бил тебя?

— За любую провинность. Не только бил. Мог лишить еды на неделю. Шелли тоже врач, как и мама, но она не была профессионалом, всегда завидовала моей матери. Она относилась ко мне неплохо, но никогда не верила, что её муженек способен обидеть меня.

— А шрамы?

— Доска была с гвоздями.

Сердце готово взорваться от боли, я с ужасом могу только представить, что пережил Котёнок. Как его можно было обидеть? Он же просто чудо. Тем более, он был ребенком, подростком.

— Ты больше не общаешься с ними?

— Нет. Артур всегда был моим примером, у меня не было отца, и для меня стало шоком, как он начал обращаться со мной. Шелли даже не пыталась наладить контакт.

Я смотрю на Котёнка, осторожно смахивая его слезы, и я прекрасно понимаю его. За его словами целая история, полная незаслуженной боли и старой обиды. И мне чертовски сильно хочется сделать так, чтобы он отпустил это, но я не знаю, как. Я просто не знаю.