Что еще можно сказать об этом мире? Например, то, что население земного шара стало на редкость однородным. Представители приходили и уходили, но проводимая ими политика оставалась неизменной. Чем больше люди похожи друг на друга, считали они, тем лучше будут друг с другом ладить, а чем лучше они будут друг с другом ладить, тем больше власти будет у Представителей. Разумеется, на бессознательном уровне многие понимали, что их эксплуатируют и что ими манипулируют. Но во-первых, людям и самим хочется ладить друг с другом: так жить гораздо спокойнее. А во-вторых, у Представителей была такая власть, что другого выхода попросту не было.
Сказанное, конечно, не означает, что на Земле совсем не осталось мест, где расовые различия между людьми все еще сохранялись. За долгие годы правления Представителей полностью эти различия стереть так и не удалось. Время от времени генетические законы природы приводили к появлению индивидов с ярко выраженной негроидной или монголоидной внешностью. Однако большинству из них было найдено применение. Они добровольно работали на государство в качестве так называемых «жителей трущоб». Их селили в небольших гетто, служивших чем-то вроде музеев вымирающих культур, и они жили там так же, как жили их предки до наступления эры Представителей.
Гораздо меньше государство и рядовые граждане любили тех, кто выступал за сохранение расовых и культурных различий. Интеллектуалы, художники, гомосексуалисты, коммунисты — то есть все, кто имел гораздо больше свободы до прихода к власти Представителей, — подвергались гонениям. Но самой большой по численности и самой преследуемой общиной была, разумеется, община еврейская. Приверженность евреев к семейным и религиозным ценностям не позволила им ассимилироваться полностью, и их нееврейские соседи боялись, что это навлечет на них гнев Представителей и приведет к репрессиям. Правда, самих Представителей упрямство евреев отнюдь не раздражало, и они частенько хвалили маленький народ за смелость и стойкость. Тем не менее всех прочих граждан такие похвалы почему-то совсем не успокаивали.
Именно в это время в одной еврейской семье родился мальчик по имени Мюррей Роуз. Его родители были людьми нерелигиозными. Они не соблюдали субботу, не знали, когда надо праздновать еврейские праздники, и смеялись над своими консервативными друзьями, соблюдавшими кашрут, то есть традиционные еврейские законы, связанные с приемом пищи. В общем, их связь с традициями своего народа была чисто номинальной. Куда больше они заботились о том, чтобы окружающие ни в коем случае не восприняли их как евреев-бунтарей.
Однажды, когда Мюррею исполнилось десять лет, к ним в гости приехал дед Залман. Мюррей очень этому обрадовался, потому что никогда деда не видел, только слышал его имя. Однако родители, похоже, визиту деда были совсем не рады и, скорее, нервничали. Когда старик появился в дверях, все трое почувствовали себя неловко, а Мюррей спрятался за спиной отца. Дед Залман выглядел не так, как Мюррей себе его представлял. Седые брови и длинная борода придавали ему чрезвычайно суровый вид. Мюррей испугался, хотя ему говорили, что дед Залман странный, но добрый.
— Привет, Жюли, — сказал старик, поцеловал дочь и пожал руку зятю.
— Рады вас видеть, — сказал отец Мюррея.
Наступило долгое неловкое молчание.
— А это, наверное, Мюррей, — сказал дед Залман.
Отец взял Мюррея за запястье и представил дедушке. Мюррей поздоровался с ним за руку. Большая и шершавая рука деда ему не понравилась.
В последующие несколько дней большую часть времени он провел с дедом. Отец Мюррея весь день работал, а мать слишком хлопотала по хозяйству, чтобы развлекать старика. Дед и внук гуляли по окрестностям и разговаривали. Поначалу Мюррей робел, но затем понял, что, несмотря на множество отличий от родителей, дед чем-то его привлекал.
Как-то раз они сидели на скамейке в парке. Было холодно и пасмурно. Мюррей к тому моменту уже успел полюбить деда Залмана и понял, что родители, наоборот, недолюбливали приехавшего родственника. С каждым днем дед говорил все меньше и меньше. Они сидели под нависшим небом, и дед молча разглядывал выложенную кирпичом дорожку.
— Что у тебя в пакете? — спросил Мюррей.
Вопрос мальчика вывел деда из задумчивости. Он потряс пакетом, и внутри него что-то зашуршало.
— Это крошки, — сказал он. — Крошки для птиц. — Думаешь, тебе разрешат кормить голубей?
— Не знаю, — сказал дед со вздохом, — раньше разрешали. Я кормил птиц каждый день. Это повышало мне настроение. Я хорошо ладил с голубями. Я давал им корм, а они делали вид, что я им нравлюсь. Они были очень признательны мне за крошки. От людей этого не дождешься.
— А можно их покормлю я? — спросил Мюррей.
— Давай сначала я, — предложил дед. — Если появится полиция с дубинками, пусть уж лучше побьют меня, старика, а не тебя.
— Ладно, — сказал Мюррей.
Дед Залман открыл пакет и высыпал на кирпичи кучку крошек. Сразу же прилетели несколько голубей и стали жадно клевать. Старик передал пакет Мюррею, и тот тоже насыпал крошек возле своих ног.