Диббук

Поэтому, когда он захотел увидеть жонглеров, ученики были поражены: зачем великому Баал-Шем Тову понадобилось такое низкопробное зрелище? Рабби пришел на берег реки, посмотрел, покачал головой и повернул домой. «Зачем вы ходили туда, рабби?» — спросил один из учеников. Великий цадик повернулся к нему с выражением безмерного удивления на лице. «Представь себе, — сказал он. — Сколько труда нужно вложить, чтобы научить свое тело проделывать такие фокусы на тонкой веревке! Если бы человек направил хотя бы часть этих огромных усилий на собственную душу — с какой легкостью ходил бы он по тонкой веревке жизни!»

(после паузы)

Вы впустую потратили многие годы своей жизни, реб Сендер.

(смотрит на часы)

Что ж, судя по вашему рассказу, нам есть чего бояться. Если душа вашего старого друга Нисана помогает Лее с другой стороны, то она сможет уйти с Хананом, не спрашивая его согласия. Ведь речь идет об исполнении клятвы, реб Сендер.

Сендер(в отчаянии). Неужели ничего нельзя сделать?

Рабби Эльханан(задумчиво). Против клятвы? Почти ничего.

Сендер. Почти? Значит что-то все-таки можно?

Рабби Эльханан. Клятву можно перебить другой клятвой, более сильной. Например, брачной. (после паузы, быстро) Долго ли ехать сюда жениху вашей дочери?

Сендер. Час, полтора.

Рабби Эльханан. Немедленно посылайте за ним! Если он успеет надеть кольцо на палец вашей дочери, она уже не сможет убежать вслед за Хананом. Быстрее, реб Сендер! (взглядывает на часы) Времени еще много, но в таких делах всегда лучше поторопиться.

Сендер. Бегу! Я поеду сам! Фрада! (выскакивает из комнаты)

Затемнение. Часы бьют полночь. Исполняется зонг «Вальс приговоренных» — дуэт мужского и женского голосов.

Зонг «Вальс приговоренных»

Слышишь, любимая, слышишь? — Слетают минуты
птицами в небо, а время, седой птицелов,
ловит и крутит им головы мастерским скрутом -
скоро дойдет и до наших с тобою голов.

Что ты, любимый, зачем эти черные думы?
Всех птицеловов давно разогнала гроза…
Просто возьми меня за руку, просто не думай,
Просто смотри мне, смотри мне, смотри мне в глаза.

Слышишь, любимая, ночь погибает в мясницкой?
Время кромсает ее, словно тушу мясник.
Где нам с тобой от секир этих жутких укрыться?
Нам не спастись, не уйти, не укрыться от них.

Что ты, любимый, зачем эти черные думы?
Спят мясники, топором заработав гроши…
Просто возьми меня за руку, просто не думай,
Просто моим поцелуем горячим дыши.

Слышишь, любимая, смертью дыханье чревато?
Время наставило копьями стрелки часов…
Нам ли, любимый, пугаться его циферблата?
Нам ли страшиться его бутафорских усов?

Нам ли бояться, лежащим средь вечного мая?
Нам ли бояться, летящим средь вечных планет?
Там, где вселенную наша любовь обнимает,
Там, где ни жизни, ни смерти, ни времени нет.

В темноте бьют часы. Комната Леи. Лея и Ханан стоят, обнявшись.

Ханан. Уже час ночи. Как мало времени осталось, как мало…

Лея. О чем ты говоришь, любимый? Перед нами целая вечность. Теперь мы вместе. Вместе. Ты так настрадался, бедный, милый… Тебе надо отдохнуть… положи голову мне на плечо, закрой глаза… вот так… Пусть тебя ничего не беспокоит, просто не думай ни о чем, ни о чем.

Ханан. Я думаю только о тебе, Лиенка.

Лея. Не надо и обо мне, милый. Мы ведь с тобой одно целое, помнишь? Разве человек думает о своей ноге или руке? Нет ведь, правда? Или нет: конечно, бывает, что и думает — но это только, если нога болит, правда? А когда ноге хорошо — что же о ней думать? Вот и ты обо мне не думай: мне ведь так хорошо с тобой, так радостно, так спокойно.

Ханан. Ты действительно счастлива со мной?

Лея. Почему ты спрашиваешь? Разве этого не видно?

Ханан. Помнишь, я рассказывал тебе о рабби Эльханане, каббалисте из Полесья?

Лея. Ну да. Тот, у которого ты учился.

Ханан. Он здесь.

Лея. Здесь?

Ханан. В доме твоего отца. Я говорил с ним.