Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

Однако даже этот здравомыслящий американец не мог освободиться от своей одержимости Холмсом. Это хобби (если это можно именовать хобби) и свело его с Грином. Он рассказал мне об одной из их последних встреч — за три года до нашего разговора, на симпозиуме в Университете Миннесоты. Грин тогда выступал с докладом о «Собаке Баскервилей». «Это был блестящий рассказ о замысле новеллы», — сказал американец. «Блестящий, — повторил он несколько раз. — Только так и можно это назвать». Он откинулся на спинку стула, глаза у него блестели, и я понял, что говорю не с Мориарти покойного Грина, а с его единомышленником и таким же безумцем. Но американец поспешил напомнить мне, что у него есть нормальная работа, семья. «Вот когда у человека нет за душой ничего, кроме Шерлока Холмса, — это уже опасно», — сказал он.

В 1988 году Ричард Грин совершил поездку к водопаду Рейхенбах, осмотрел место, где едва не погиб кумир его детства. Он постоял на обрыве над водопадом, вглядываясь в бездну, ту самую, откуда, как писал осиротевший Ватсон, «лишь гул водопада, чем-то похожий на человеческие голоса, донесся до моего слуха». Грин хотел точно воспроизвести все детали этого путешествия.

В середине 1990-х Грин понял, что получит доступ к архивам Конан Дойля только после смерти его наследницы Джин, и то при условии, что она завещает документы Британской библиотеке. Пока что Грин продолжал биографические исследования и уже наметил сочинение в трех томах: первый должен был охватывать детство любимого автора, второй — заканчиваться в зените его славы, а третий — описывать своего рода безумие, в которое Конан Дойль погрузился на закате своей жизни.

На основании доступных документов Грин наметил в общих чертах последнюю треть жизни Конан Дойля, когда тот стал использовать свой дар наблюдателя для разгадки реальных преступлений.

В 1906 году он взялся за дело Джорджа Идалжи — полуиндийца-полуиранца, проживавшего под Бирмингемом. Идалжи грозило семь лет каторжных работ: он обвинялся в том, что ночью нападал на стада своих соседей, увеча и убивая скот. Конан Дойль решил, что подозрение пало на Идалжи лишь потому, что он был чужаком, и самоотверженно взял на себя роль частного детектива. При встрече с клиентом он заметил, как близко к носу тот подносит газету.

— У вас астигматизм? — поинтересовался Конан Дойль.

— Да, — отвечал Идалжи.

Конан Дойль обратился к офтальмологу, и врач подтвердил: зрение у Идалжи нарушено до такой степени, что бедняга плохо видит даже в очках. После этого Конан Дойль отправился на место преступления. Чтобы пройти к пастбищу из деревни, требовалось пробраться через настоящий лабиринт изгородей и железнодорожных путей.

— Я, сильный, активный человек, с трудом одолел этот путь средь бела дня, — писал он и утверждал, что полуслепой юноша не мог бы пройти той же дорогой в кромешной тьме, а потом еще поймать и зарезать животное.

Суд признал его правоту, и «Нью-Йорк таймс» торжествовала: «Конан Дойль предотвратил очередное дело Дрейфуса».

Конан Дойль помог также разгадать загадку серийного убийцы, после того как прочел сообщения в газетах о двух женщинах, только что вышедших замуж и «случайно» захлебнувшихся в ванне. Конан Дойль поделился своими подозрениями со Скотленд-Ярдом и, подобно Холмсу, заявил инспектору: «Нельзя терять время». Убийца, сразу же получивший прозвище «Синяя Борода в ванной», был вскоре пойман и осужден. Процесс стал сенсацией.

В 1914 году Конан Дойль попытался логически постичь главную проблему современности — Первую мировую войну. Он был убежден, что дело не в сложных союзнических обязательствах, закулисных переговорах и не в убитом эрцгерцоге. Война казалась ему не случайной — это, по его мнению, был единственно разумный путь к восстановлению утраченных понятий о чести и смысле жизни, которые он прославлял в своих исторических романах. Он сделался одним из главных адептов войны. «Не бойтесь, наш меч не притупится и не выпадет из рук», — провозглашал он.

К этому роковому году относится действие рассказа «Его прощальный поклон». В этом рассказе Шерлок заявляет своему неизменному другу: «Когда буря утихнет, страна под солнечным небом станет чище, лучше, сильнее». [6]

Сам Конан Дойль был уже стар для сражений, но многие близкие писателя откликнулись на этот призыв к оружию, в том числе его сын Кингсли. Славная битва, которую воспевал Конан Дойль, обернулась катастрофой и кошмаром. Плоды науки, машины, механизмы — все, что должно было служить прогрессу, — сделалось орудием убийства и разрушения. Конан Дойль посетил поле боя у Соммы, где погибли десятки тысяч британских солдат. Там, писал он, лежал окровавленный солдат, и «два его остекленевших глаза смотрели в небеса».

К 1918 году, отрезвевший и разочаровавшийся, он понял, что «конфликт можно было предотвратить». К тому времени Европа похоронила десять миллионов человек, и среди них Кингсли, израненного и умершего от «испанки».