— Я рассчитываю количество припасов, которые смогу получить. — пожала плечами она, вставая. В этот момент Хорнет не смог удержаться и вгрызся взглядом в ее черное кружевное белье. Та заметила это, но не стала прикрываться. — И, если я смогу получить столько припасов, сколько мне наобещал этот кретин, я смогу поделить их на достаточные части среди всего своего отдела. Тут важно накопить столько припасов для раздачи, чтобы порции, полученные каждым, кому я хочу их давать, были одинаковыми, и никто не чувствовал себя обездоленным. Вот зачем мне дневник. Я веду в нем записи. Логично?
— Что? — Хорнет мгновенно оторвал взгляд от ее живота и поднял на лицо. — В смысле…
— А ты думал я одна собралась все это есть?! — звонко усмехнулась она, поставив руки в боки. — Милый мой, я не съем все это до того, как оно испортится!
— А в чем… В чем смысл?
— Ну, смысла здесь больше, чем во всех словах Гримсона вместе взятых. — отогнув указательный палец, она босиком зашагала по своей комнате. — Во-первых, я действительно все это не съем, а значит зря разводила колени перед всеми этими ослами. А во-вторых это ли не есть настоящее проявление хозяйственника, когда ты способен заботиться о своих людях, считая их равными себе, при том не жалея себя? Я ведь начальник, подо мной ходят сотрудники, и если сотрудники не будут видеть во мне угрозу, если они будут считать меня с ними одинаковой, то какова вероятность, что во время голодного бунта, который вот-вот случится, они поднимут меня на вилы? А Гримсона или Кроули, которые заграбастали себе десятки килограмм провианта? Вот и думай.
— Хочешь получить себе корону, когда начнется бойня?
— Я хочу не корону, Джеки. Я хочу прожить подольше. И прожить подольше у меня выйдет только в окружении тех, кто считает меня неприкасаемой, и кого я считаю достойными людьми. Здесь простая механика выживания, которая работала несколько тысяч лет, прежде, чем люди придумали рабство. И мы либо работаем сообща ради своего выживания, либо какие-то упыри забирают себе все, а обездоленные рабы возвращают себе это огнем и мечом. И оба этих пути ведут в одну и ту же точку. Только один прямо сейчас, а другой через кровь, пот, и боль. Логично?
— Логика в этом несомненно есть. — Хорнет согласился, прищурившись. — Отнять и поделить? Мыслишь стандартами врагов.
— Я мыслю логической цепочкой. — подняла брови она, разведя руки. — Жаль, что полковник не научился думать логически. Или хотя бы думать так, как думает его противник. Если бы мы знали, как думает противник, а противник знал бы, как думаем мы, мы бы не сидели здесь, а продолжали бы вечно держать руки над ядерными кнопками. Весь смысл в паритете. И если кто-то вдруг начинает считать, что паритета нет, и по ту сторону океана сидят идиоты, мы оказываемся в «Кило-11». Как тебе, милый мой?
— Соглашусь.
— А зачем ты пришел? — вдруг смутилась она, вспомнив, что он вообще-то нагло прервал ее способ заработка. — Ты же застал меня врасплох не для моих умозаключений о прошлой политике, да? Выкладывай.
— Да, точно не для этого. — округлив глаза, он помял шею. — Мы поймали странный сигнал. И… у него нет волны. Вот, послушай.
Она внимательно, с умным видом и голым пузом, на несколько раз прослушала запись настолько стоически и спокойно, что Хорнет в момент подумал, что у нее прихватило сердце, и она умерла вот так, на ногах. Или оцепенела настолько, что ни один из ее глаз даже не моргнул. В конечном итоге он сам забрал у нее плеер, осторожно сняв с ее растрепанной головы наушники. Откинул все это подальше от себя на кровать, и снова сел. Немного помяв пальцы одной руки другой, Сэм заходила по комнате. Ее взгляд был уставлен в никуда, она решала сложнейшую задачку радиофизики.
— Как это возможно? — спросил ее Хорнет.
— Это невозможно. — ответила она. — И осциллограф молчит, хотя исправен?
— Да. — коротко ответил тот. — Все именно так. И это похоже на бред. Была вероятность, что это…
— Радиация, да-да, я тоже об этом подумала. — отмахнулась та, словно прочитав мысли Джейка, отчего тот малость удивился. — Это не может быть радиацией. Не может и точка. Мне кажется, Джей, это что-то не в нашем диапазоне частот. Мне тоже докладывали о странном звуке недавно, но я решила, что это неисправность аппаратуры или динамиков.
— А сейчас твой отдел что-то улавливает?
— Нет. — пожала плечами она. — Я не докладывала полковнику, но я отключила всю свою аппаратуру, потому что в этом больше нет смысла. Мы остались одни, ловить радарами больше нечего, а жрут они столько энергии, сколько не потребляет весь остальной комплекс вместе. А если русские и уцелели, они могут найти нас по этому самому радару, и ударить еще раз. В твоем случае что-то не то, что-то странное… Хм. — она остановилась, глянув на Хорнета снизу-вверх. — А это может… Черт, не может! Странно. Голова болит.
— Это могут быть русские?