Духовник. Я очень рад, что ты сознаешь это. Но ты пока ничего не сказал о таинстве Евхаристии. А признаться, я ждал, что ты с этого начнешь. Здесь сомнения всего более естественны.
Неизвестный. И ты не ошибся. Самые серьезные сомнения мои действительно касаются этого таинства. И в этом смысле, может быть, я и должен был — бы начать с них. Но я сделал наоборот. Я отложил их на конец. Мне казалось, что если все другие сомнения мои получат свое разрешение, тогда как бы ослабнут они и в отношении этого таинства. Отчасти так оно и случилось. Но все же многое осталось. Ты будешь говорить со мной об этом теперь же или отложим до следующего раза?
Духовник. Нет, говори сейчас.
Неизвестный. Таинство Евхаристии — это нечто совершенно иное, чем все остальные таинства. Там речь шла о передаче сверхъестественной силы в форме совершенно естественных внешних священнодействий. Не то в таинстве Причащения. Здесь я должен верить не только в невидимое и сверхъестественное соединение со Христом через невидимую благодатную силу, но должен верить в это, что кажущаяся естественная внешняя форма — как хлеб и вино, — на самом деле нечто совсем другое, уже не хлеб и вино, а каким-то чудом пресуществившееся истинное Тело и истинная Кровь Христа. Я должен поверить в нечто ужасное и совершенно невероятное и при этом съесть кусок этого Тела и глотнуть Крови для «действительного соединения со Христом»! Здесь во мне протестует решительно все. Во-первых, ум. Каким образом хлеб и вино, нисколько не меняясь по своему внешнему виду, — могут оказаться на самом деле уже не хлебом и вином, а Телом и Кровью? Во-вторых, протестует чувство. Чем-то чудовищным представляется мне это проглатывание Тела и Крови, если действительно такое пресуществление совершается. Наконец, протестует здравый смысл, который опять-таки спрашивает: да зачем все это нужно? Неужели «единение со Христом» требует такой вещественной и странной внешней формы, этого проглатывания кусочка Христа? Неужели эта дикая и почти безобразная нелепость, явно попавшая в христианство по невежеству и под влиянием языческих культов, тоже «святая истина», в защиту которой можно сказать что-либо разумное?
Духовник. Да. Святая Истина. Больше того. Без таинства Евхаристии — нет христианства, нет Церкви, нет спасения. Ты говоришь — чудо. Да, чудо. Но чудо, которое постоянно совершается в Церкви и даровано ей навсегда. И если бы мы имели все остальное, что дает нам Церковь, но не имели бы таинства Причащения — мы были подобно богачу, которому дано войти в роскошный дворец и пользоваться всеми сокровищами в нем, но у которого отнята жизнь. Ты спрашиваешь, что можно сказать разумное в оправдание нашей веры? Не невежественные люди и не языческие жрецы, а Сам Господь сказал Своим ученикам: «…истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни». «Ибо плоть моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 53, 55–56). И на тайной вечери, когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и, раздавая ученикам, сказал: «…приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26, 26–28).
Неизвестный. Я знаю эти слова, но их невозможно понимать буквально. Иначе получается абсурд.
Духовник. В таинстве Евхаристии все непостижимо для разума. Все кажется ему абсурдом. Страшный соблазн для ума и испытание для веры. Но тем более нельзя все извращать, приноравливаясь к пониманию «здравого смысла». Вот ты говоришь, что частица причастия — это «кусочек Христа». Ты говоришь так потому, что к непостижимому для разума таинству Евхаристии применяешь исчисление раздробленных частиц вещественного хлеба по законам «здравого смысла». На самом же деле в каждом Агнце в различных храмах совершенной литургии и в каждой частице этих раздробленных Агнцев, по учению Церкви, содержится весь Христос, а не какая-либо его часть. Мы уже знаем с тобой, как ум привержен к делению и как он упирается принять истину единства. Но эта истина, сущность которой лежит в особом значении числа в невещественном мире, все же остается непреложной истиной и тогда, когда мы говорим о единстве Церкви, состоящей из многих членов, и о единстве Христа в таинстве Евхаристии.
Неизвестный. Но ты не отвечаешь на главное.
