Диалог со Смертью

Сверкнула металлом его летающая конструкция под самым небом и исчезла из поля зрения бедных родителей.

Много лет спустя, намного больше, чем изначально предполагалось, когда мальчик стал взрослым сильным парнем, мать и отец уже не вспоминали о сыне. Потому старческие болезни стали одолевать их. Деревня, в которой они жили, совсем состарилась, как и люди в ней. Все забыли о юнце, парящем в облаках на стальных крыльях.

Но вот вновь в далёком необъятном небе засверкала железная конструкция, которая с годами обросла новыми деталями и механизмами. И летел на ней уже не мальчик, но крепкий взрослый мужчина. И, увидев родителей свысока, он резко бросил вниз свою машину, сильно торопясь и невероятно волнуясь перед встречей.

– Мама! Отец! Я прилетел, как и обещал! Я дома. Почему вы мне не рады?

– Скажи, кто этот странный молодой человек, и почему он назвал меня мамой?

– Как же? Вы меня не узнаёте? Я ваш сын, я вернулся!

– Наш сын… Наш сын – маленький мальчишка весь в мечтах и грёзах, – задумчиво произнёс седой дедушка и опустил потухшие глаза вниз, пытаясь что-то вспомнить.

– Он меня пугает! Улетайте, молодой человек, улетайте! Не мешайте нам и нашей старости!

– Но это ведь я тот самый мальчишка в мечтах и грёзах, – еле слышно сказал парень. – О, горе мне!

– Улетайте, по-хорошему прошу, – жёстко сказал дедушка.

И взлетел парень высоко-высоко в небо, оставляя за собой страдающих родителей в клубах пыли. Но теперь он не видел перед собой ни кровавых закатов, ни жгучего солнца, ни птиц, ставших за долгие годы ему друзьями. Он летел всё выше и выше, забираясь по облакам как по лестнице. Не видя, не чувствуя, не слыша, не ощущая. И странное состояние было у него тогда – он и летел, и не летел.

И только под самыми звёздами, куда он всегда боялся направиться, он понял, что потерял крылья и теперь как подбитая птица падает. Эти чувства он принял всей грудью своей. Ощутил торжество скорости и венец полёта, собрал воедино всю красоту прожитой жизни, вспомнил всех увиденных людей и невероятные земли, города и деревни, леса, болота, моря, острова.

Летя вниз на огромной скорости, он увидел себя мальчишкой, увидел печальных родителей в слезах и понял свою большую ошибку.

Глаза его были широко раскрыты, к сильным порывам он давно привык, взгляд его блуждал по несущимся навстречу облакам. По телу пробежала пробирающая до костей дрожь и остановилась где-то в районе лопаток, пронзив его спину, как железный холодный кол. Жуткое волнение охватило парня, страх перед глубиной падения, невыносимый страх, непреодолимый ужас, перекочевавший по всему телу до ступней. И впервые за годы по щекам покатились слёзы. Земля стремительно приближалась, не оставляя надежды на спасение.

И он всё летел. Летел, расправив руки как крылья, и, словно пытаясь парить, падал вниз. Падал, падал, летел, летел…

И вот уже у самой земли на грустном лице его на миг появилась такая нежная спокойная улыбка, за которую даже убитые горем родители давно бы простили его ошибку, как и любой, кого он когда-то обидел. Улыбка, которая в конце концов затмила даже яркое солнце.

Конец истории первой.

Я молчал. Сидел, смотря в спинку кресла перед собой и пытаясь переварить услышанное. Я впечатлился, конечно. Возможно, это из-за сложившихся обстоятельств, которые на все сто процентов сейчас влияли на моё восприятие.

– Навеяло, – сказала Кэт всё таким же ровным голосом, как и ранее, хотя историю она рассказала так ярко и эмоционально, во всех красках, что я поверил каждому слову, сорвавшемуся с этих прекрасных губ, прочувствовал её и представил перед собой образы тех людей, о которых она рассказывала.

– Это как будто на самом деле произошло, – выговорил я.

– Как знать, где-то во Вселенной и такое могло случиться, – ответила мне Кэт.

Я поймал себя на мысли, что пока слушал эту, несомненно, красивую легенду, перестал думать о том, что наш самолёт вот-вот рухнет на землю и перестал бояться. Руки больше не тряслись, голос не дрожал, уверенность, что всё закончится хорошо, возвращалась.

– А в чём подтекст твоей истории? – Я тоже решил не стесняться, мы уже столько пережили, что можно дать себе больше свободы в общении.

– А ты как сам думаешь?

– Ты на все мои вопросы будешь отвечать вопросами? – Раскусил её. Теперь она не сможет так легко играть по своим правилам.

– А разве это плохо? – с едва сдерживаемой улыбкой снова спросила Кэт. Ха! Вот это мастер! Ей бы в адвокаты или какие переговорщики пойти. Хотя я до сих пор не выяснил род её занятости.

– Подловила! – Меня даже забавляла такая игра. – Ну хорошо. Сначала я подумал о том, что, мол, любите родителей, не оставляйте их, не бросайте.

Я на секунду замолчал, вдруг вспомнив отца. Ему, наверное, сейчас совсем сложно, он потерял любимую жену и почти в то же самое время ещё и сына, который ни при каких обстоятельствах не хочет идти с ним на контакт. Но быстро отогнал от себя эту мысль, как назойливую муху, и продолжал.