Диалог с лунным человеком

Айсберг, похожий на закрученную раковину, весь в синих и черно-лиловых трещинах, — которые тоже как бы повторяли складки улиточьего дома, —  поднимался высоко. Густая опояска тьмы шла по его вершине; солнце осталось позади.

Человек продрог и в растерянности провел рукой по твердому насту. Несколько секунд глаза его бессмысленно блуждали по сторонам — вокруг было бело и пустынно.

Наконец взгляд наткнулся на горлышко бутылки, и Кеша Торицын вспомнил все.

Он не был полярным жителем, нет! Его собственный дом находился далеко отсюда в уютном, утопающем в сиренях районном центре, где Кеша занимал должность счетовода в местной заготконторе. Быстродействующие электронные машины еще не дошли до районного центра; подспорьем Кеше по-прежнему служили счеты с пластмассовыми костяшками. А между тем Кеша желал идти в ногу с веком! По вечерам, возвращаясь с танцплощадки, он любил разглагольствовать посреди стайки примолкших горожанок о пользе и необходимости туризма для современного человека.

Но путевки, которые приходили в районный центр, не устраивали его. Это были слишком банальные поездки по цивилизованным местам, а Кеше хотелось чего-нибудь необжитого, первозданного, достойного мужчины, черт возьми!

Поэтому, когда районный совет по туризму добыл каким-то чудом одну-единственную путевку по Чукотскому побережью, где передвижение предполагалось на оленях и собачьих упряжках, путевку эту торжественно вручили Кеше. Все равно других желающих не нашлось.

Чукотка встретила его снегом и морозами. Но в гостинице были горячая вода и телевизор; умелый парикмахер подравнял Кешину шевелюру и освежил его импортным одеколоном; а ресторан предоставил богатый выбор напитков. Кеша стал надеяться уже на благополучный исход путешествия, как вдруг по радио объявили, что на рассвете следующего дня туристской группе надлежит погрузиться на специально зафрахтованные аэросани и следовать по маршруту…

Начиналось неведомое.

Не будем описывать, как бледный, а затем и несколько обожженный полярным солнцем Торицын мчался на оленях, цепляясь за каюра, и как ездовые собаки неистово лаяли на его охотничью тужурку.

Туристская группа расположилась на отдых в пушной фактории, и, в то время как остальные путники совершали вдоль берега океана лыжные прогулки, Кеша, ссылаясь на то, что он родом южанин и лыжи в глаза не видывал, — что было абсолютной неправдой, ибо видеть-то он их видел! — проводил время в задней каморке сторожа, играя в дурачка.

Сторож, помня строгий запрет, ни под каким видом не желал продать Кеше спиртное, припрятанное у него с прошлой навигации.

К исходу дня, когда полярное солнце все так же высоко стояло на небосклоне, сторож сдался и со многими предосторожностями вручил Торицыну "белую головку" с непременным напутствием "употребить" ее вне ограды фактории. А так как тотчас за оградой начинался берег океана, то Кеша и пошел туда, огибая заструги и торосы.

Он расположился за ледяной стеной айсберга, который удачно заслонял его от фактории. Однако то, что айсберг никак не может помещаться на суше и, следовательно, Кеша вступил на ледяной панцирь океана, как-то не пришло ему в голову. Подшитые кожей валенки одинаково бодро ступали и по заснеженному берегу и по твердой спине морской пучины.

А между тем Кеша выбрал не самое лучшее время для столь рискованной экспедиции: шла весенняя передвижка ледяных полей. И пока он уютно посиживал на снежной подушке, благожелательно обводя взглядом великое полярное пространство — такое безобидно-дремотное и неизменяющееся! — берег, скрытый от Кеши искрящимися гранями ледяной цитадели, начал медленно и бесшумно отдаляться…

Это фантасмагорическое зрелище не суждено было наблюдать Торицыну. Он осушил бутылку и задремал, полный приятных мыслей о своем героическом возвращении в райцентр.

Когда он очнулся, в воздухе разливались какие-то странные сумерки, хотя красное светило не покидало неба. Оно двигалось медленно; диск претерпевал ежеминутные изменения: то его бороздили складки, то исчезала макушка, то появлялись рога или вся поверхность шла пятнами.

— Куда я попал?! — воскликнул Кеша, силясь проснуться.

Он смутно припомнил что-то о кривизне вселенной, и его зазнобило. Относительность времени и пространства развлекают только тогда, когда не имеет к нам ни малейшего отношения. Гораздо прочнее, чем любопытство к новому, в человеке держится привязанность к плоской земле.