Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении

Такое понимание "единства" -- как нетрудно понять -- не только не тождественно тому пониманию, из которого исходила старая логика, но и прямо ему противоположно.

Часто в качестве синонима "конкретности" Маркс употребляет и другой термин, не удержавшийся впоследствии в терминологии материалистической диалектики, -- "тотальность". Этот последний им используется в тех случаях, когда приходится охарактеризовать предмет как связанное, качественно-определенное целое, как "органическую систему" взаимодействующих явлений, -- в противоположность метафизическому представлению о нем как о механическом агрегате неизменных составных частей, связанных между собою лишь внешним, более или менее случайным образом.

Самое важное в этом определении заключается в том, что "конкретность" оказывается прежде всего чисто объективной характеристикой объективной реальности, предмета познания, абсолютно независимого от тех эволюций, которые имеют место в субъекте теоретического познания.

Предмет сам по себе, "в себе", конкретен независимо от того, познается ли он мышлением или воспринимается органами чувств. "Конкретность" предмета не создается в процессе его восприятия в сознание, ни "чувственной" ступенью познания, ни "рационально-логической". Важность этого положения мы увидим ниже.

Естественно, что единственной логической формой, в которой человек может осознать объективную конкретность, оказывается не абстрактное "единство", не абстракция, выражающая лишь "общее" в явлениях, а только "единство многоразличных определений" -- то есть система абстракций, сложная совокупность абстракций. Система абстракций и оказывается единственно возможной формой существования истины в сознании человека. Сознание должно быть столь же сложным, сколь сложен предмет.

Этим Маркс материалистически обосновывает то действительное положение, что наука возможна только в форме системы категорий. Каждая из этих входящих в ее состав категорий, -- каждое из "многообразных определений" -- есть по своему объективному содержанию также отражение предмета -- но только одностороннее его отражение.

Поэтому "абстракция", "абстрактное" -- в противоположность "конкретному" -- это прежде всего категория, обозначающая одностороннее знание. При этом, естественно, безразлично -- в какой субъективно-психологической форме это знание осуществляется, -- в речи или в форме живого образа воображения, в сухой научной формуле или в виде "наглядного" представления, -- с точки зрения логики сие совершенно безразлично, ибо логика (в отличие от психологии) устанавливает свои различения с точки зрения объективного содержания знания, а не с точки зрения той субъективно-психологической формы, в которой это знание выражено. И хотя, как мы это покажем, субъективная форма знания не остается чем-то внешним и безразличным к выражаемому в ней содержанию знания, хотя конкретное по содержанию знание и образует соответствующую себе форму, тем не менее нет ничего ошибочнее различать "абстрактное" и "конкретное" знание с точки зрения субъективно-псхологической формы его выражения.

Только анализ знания по его содержанию может показать -- имеем ли мы дело с "абстрактным" или с "конкретным" знанием. И здесь субъективно-психологический угол зрения на вещи должен быть строго отставлен в сторону.

Это -- важнейший пункт взглядов Маркса на природу всех категорий Логики, в том числе и категорий абстрактного и конкретного. Малейшая путаница, малейшая нечеткость в его понимании неизбежно повела бы к смазыванию принципиальных различий между диалектической логикой марксизма-ленинизма и логикой старой, недиалектической.

Чтобы в этом убедиться, необходимо совершить экскурс в историю философии, в историю категорий абстрактного и конкретного как категорий философии. От нее мы опять вернемся к анализу взглядов Маркса, как к тому результату, к которому с железной необходимостью приводит история философии.

2. ТЕРМИН "КОНКРЕТНОЕ" И ЕГО ИСТОРИЧЕСКАЯ СУДЬБА (МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ СПОСОБ МЫШЛЕНИЯ И ЭМПИРИЗМ)

Традиция, дожившая до наших дней в ходячем словоупотреблении, зачастую связывает "конкретность" с непосредственно-чувственным способом осознания вещей и явлений окружающего мира, с чувственной полнотой и наглядностью представлений о них. В этом смысле термин "конкретное" употребляется и в наши дни сплошь и рядом. Для этого имеются известные основания, и было бы пустым педантством возражать против такого словоупотребления. Беда не в этом. Беда начинается тогда, когда это словоупотребление намеренно или нечаянно переносят в философию -- здесь оно сразу приводит к неточности и к путанице.

Употребляя термин "конкретное" как синоним чувственной наглядности знания о предмете, изображения предмета, редко отдают себе отчет в том, что это словоупотребление теснейшим образом (и исторически и по существу) связано с давно отжившими свой век (а ныне ставшими реакционными) системами философских взглядов на вещи и на процесс их познания.