Элефанти недолго помолчал, потом сказал:
– Последнее, что я слышал о Сальви, – что он кормит червей где-то на Стейтен-Айленде.
Ирландец усмехнулся.
– Но не когда мы с ним общались. Или с твоим отцом. Мы были друзьями.
– У моего отца не было друзей.
– Когда мы все были гостями штата, у твоего отца хватало друзей, упокой Господь его вечную душу.
– Если нужна Стена плача, вот тебе стол, – сказал Элефанти. – Хватит ходить вокруг да около.
– Что?
– К чему ведешь, мистер? – нетерпеливо спросил Элефанти. – Что надо-то?
– Я уже сказал. Перевезти кое-что в Кеннеди.
– А дальше?
– Это уже мое дело.
– Посылка большая?
– Нет. Но курьер должен быть надежный.
– Вызови такси.
– Не доверяю такси. Доверял Сальви – а он сказал, что доверять можно тебе.
– Откуда Сальви узнал обо мне?
– Он знал твоего отца. Я ведь уже сказал.
– Никто не знал моего отца. Его душа была потемки.
Ирландец усмехнулся.
– И то верно. Он вряд ли говорил больше трех слов в день.
Это было правдой. Элефанти запомнил на будущее, что ирландцу об этом известно.
– Ну а на кого работаешь? – спросил он.
– На себя.
– Это что значит?
– Это значит, что не нужно брать больничный, когда болею, – сказал ирландец.
Элефанти фыркнул и поднялся.
– Пошлю с тобой до метро одного из своих. По ночам тут бывает опасно. Торчки в Козе готовы сунуть ствол в рожу ни за грош.
– Погоди, друг, – сказал старик.
– Мы с тобой знакомы две минуты, мистер, а мне что-то уже поднадоела наша дружба.
– Меня зовут Дрисколл Стерджесс. У меня своя лавка бейглов в Бронксе.
– Лавка брехни у тебя. Чтобы ирландец – и с лавкой бейглов?
– Все законно.
– Лучше возвращайся-ка обратно в тот ящик, который зовешь домом, мистер. Мой папаша не водил дружбу с ирландцами. Если отец и беседовал с ирландцами, то они были из копов. А они как плесень. Так проводить до метро или как?
Веселье сошло с лица старика.
– В Синг-Синге Гвидо Элефанти знал много ирландцев, сэр. Ленни Белтон, Питер Шеймус, Сальви, я. Мы все были друзьями. Выслушай меня минуту?
– Нет у меня минуты, – сказал Слон. Поднялся и перешел к двери, думая, что старик встанет за ним. Но Дрисколл только присмотрелся к нему и сказал:
– Ты владеешь хорошей компанией. Как ее здоровье?
Элефанти метнул взгляд на ирландца.
– Ну-ка повтори, – сказал он.
– Как здоровье твоей грузовой компании?
Элефанти вернулся на место и нахмурился.
– Как-как бишь тебя зовут?
– Стерджесс. Дрисколл Стерджесс.
– Другие имена есть?
– Ну… твой отец знал мое погоняло Губернатор. И пусть ты всегда будешь здоров и ветер будет в спину. Пусть дорога встречает тебя. И пусть Господь хранит тебя в Своей ладони. Это стихи, малой. С последней строчкой я сочинил песенку. Хочешь послушать? – Он поднялся, чтобы спеть, но Элефанти схватил его длинной рукой за пиджак и дернул обратно в кресло.
– Посиди ты минуту.
Элефанти долго буравил его взглядом, чувствуя себя так, будто у него только что взорвался котелок на плечах, а разум бил тревогу из-за важного туманного воспоминания. «Губернатор». Он уже слышал эту кличку – в далеком прошлом. Отец упоминал ее несколько раз. Но когда? Прошло столько лет. Это случилось под конец жизни отца, и ему, Элефанти, тогда было девятнадцать – возраст, когда подростки ничего не слушают. Губернатор? Губернатор чего? Он покопался в закромах памяти, пытаясь извлечь оттуда хоть что-нибудь. Губернатор… Губернатор… Что-то серьезное… связанное с деньгами. Но
– Губернатор, говоришь? – потянул Элефанти время.
– Он самый. Отец никогда тебе про меня не говорил?
Элефанти посидел, моргая, и наконец прочистил горло.