Дядюшка Наполеон (пер. Н.Кондырева, А.Михалев)

– Молодец, Гиясабади! Мастерский удар был.

– Ну, а при чем тут свидетельские показания? – снова снисходительно поинтересовался дядюшка.

– Вот, пожалуйста. Это удостоверенное доктором Насером оль-Хокама свидетельство, что Гамар ненормальная. А это другое, несколько человек из соседей подписали. Ага, бедная девушка полоумная. А этот шарлатан Гиясабади транжирит ее состояние… Вы только подумайте, он Акбарабад продает… Разрешите, я вам показания зачитаю: «От лица уважаемых граждан, которым известно…» В это время в саду опять зашумели.

– Тихо, Дустали! – воскликнул дядюшка и почти любовно пробормотал себе под нос:

– На этот раз уж точно они.

Он пытался встать, на лбу его выступили крупные капли пота, но ноги не слушались.

Когда мне впоследствии приходилось читать историю Тристана и Изольды или слышать упоминания о них, я каждый раз представлял себе это утро. Трепетное ожидание дядюшки можно было сравнить только с томлением Тристана, предвкушавшего встречу с Изольдой.

Мгновение спустя дверь отворилась, и в комнату ввалились Практикан Гиясабади с матерью, а за ними – Азиз ос-Салтане. Глаза дядюшки, который с вожделением взирал на дверь, затуманила безнадежность. Он с отвращением зажмурился. Тем временем новоприбывшие продолжали орать на все голоса, осыпая друг друга бранью. Наконец Асиз ос-Салтане удалось перекричать остальных:

– Дустали, да я тебя с грязью смешаю за твои гнусные выдумки! А ну – катись отсюда, пошел домой! Хоть бы зятя постыдился!

– Чтоб он сдох, зять этот! Да я готов семь лет голодать, только бы от этого мошенника избавиться. Этот негодяй злоупотребляет слабоумием девчонки…

Тут мать Практикана испустила такой рев, что стекла задрожали:

– Ах ты, злыдень… Да тебе и всем твоим предкам гордиться надо, что такого зятя заполучили… Как вдарю сейчас, все зубы тебе повыбиваю! А на невестку мою ты не больно-то наваливайся – она во сто раз поумнее тебя будет!

Практикан Гиясабади, его мамаша и Азиз ос-Салтане хором ругали Дустали-хана, а супруга при этом колотила его сумкой по разбитой, голове, от чего он истошно орал. Слабого голоса дядюшки было почти не слышно:

– Оставьте! Прекратите!… В такой час… Нашли время… Господи, пошли сюда англичан, чтоб они меня от вас освободили…

Тут дверь с треском распахнулась, Маш-Касем, с глазами, налитыми кровью, и трясущимися от злости губами, вырос на пороге и крикнул:

– Ширали, выброси их всех отсюда… Эти злодеи убьют агу.

Шедший по пятам за Маш-Касемом Ширали поглядел на Асадолла-мирзу и, заметив его одобрительный кивок, не раздумывая, подхватил Дустали-хана под мышки и так тряхнул, что ноги неугомонного господина оторвались от пола и, словно дубинки, обрушились на Практикана, его мать и Азиз ос-Салтане.

– Йаллах, чтоб вам провалиться!… Всех вас сейчас измолочу!

Награждаемые увесистыми пинками Дустали-хана, барахтавшегося в руках Ширали, Практикан с мамашей и Азиз ос-Салтане обратились в бегство. Когда комната опустела, дядюшка, еще более побледневший, простонал:

– Англичане… англичане… Что ж они медлят?

Асадолла-мирза, испуганно вглядываясь в помертвевшее дядюшкино лицо, крикнул:

– Маш-Касем, беги за доктором Насером оль-Хокама! Скорее, голубчик!

Сам он бросился в переднюю и схватил телефонную трубку. Быстро назвав номер, он сказал:

– Доктор, пришлите на дом то лекарство. Я сам не могу зайти, так что скорей высылайте… Больной в плохом состоянии.

Потом с помощью отца он уложил дядюшку на диван и взял его руку:

– Пульс совсем слабый… Хоть бы этот дурак доктор дома оказался.

Дядюшка был белее полотна. Крупный пот покрывал ему лоб, виски. Асадолла-мирза снял с него дымчатые очки и отложил их в сторону. Отец в волнении бегал по комнате. Не открывая глаз, дядюшка заговорил:

– Ты должен… должен прийти ко мне! Мне так много нужно сказать… Обязательно придут… уже здесь. Господи, дай мне силы встретить их стоя…

Когда во дворе раздались шаги Маш-Касема, дядюшка приоткрыл веки и дрожащим голосом спросил:

– Пришли? Пришли?

Но увидев Маш-Касема, он опять потерял надежду и голова его бессильно упала. Доктора Насера оль-Хокама не оказалось дома. Отец послал Маш-Касема за тем кардиологом, который некоторое время лечил дядюшку.

Асадолла-мирза с явным беспокойством и страхом следил за дядюшкой, растирая ему руки и ноги. Через несколько минут со двора вдруг послышался четкий строевой шаг. Дядюшка, очевидно собрав последние силы, поднял голову и прошептал:

– Пришли? Пришли?… Подымите меня… Теперь уже точно…

Асадолла-мирза подсунул руку старику под плечи и немного его приподнял. Дверь распахнулась – я так и остолбенел. Английский солдат со знаменем в левой руке шагнул в комнату. Он щелкнул каблуками, поднес правую руку к козырьку и на ломаном персидском языке обратился к дядюшке:

– Икскьюз ми. Прощать прошу. Но я есть командирован… Должен вам арестовать. Прошу не сопротивлять!

Измученные, потухшие глаза дядюшки вновь блеснули. С трудом он поднял руку к виску, как бы отдавая честь, и еле слышным голосом проговорил:

– Я дал указание… приказ… сопротивление прекратить… Великий полководец… великий полководец в вашем распоряжении.