Дядюшка-флейтист

Был отслужен торжественный молебен. Зала была полна почетных гостей, родных, воспитанниц; прекрасно пел хор и громче всех раздавался чистый голосок Наташи.

В конце залы, сзади всех, притаившись в уголке, неподвижно стоял монах… Казалось, он не присутствовал на этом торжестве, а только молча молился, и мысли его были где-то далеко. Даже когда кончился молебен, он долго оставался в оцепенении. Наташа, в своем скромном сером платье, подбежала к нему — он очнулся.

— Спасибо, милый дядя Коля, что пришли. Я все смотрела на вас. Вот я и кончила!

— Поздравляю тебя, Наташечка! Бог поможет… — со слезами сказал Николай Васильевич и от волнения не смог продолжать.

После молебна попечитель раздавал девицам аттестаты, книги, награды. Полились поздравления. Воспитанницы пели и читали прощальные стихи. Затем был завтрак, веселый и оживленный.

В шесть часов воспитанницы стали разъезжаться, навсегда покидая стены приюта, где они беззаботно провели детские годы. Трогательно прощались, все плакали.

— Часто будешь писать? — спрашивала Надя Андреева, порывисто и крепко целуя Аню Ястребову.

— Уж два раза в неделю непременно. А то, может, и чаще. На свадьбу ко мне приходите! Я всем напишу.

— Прощай, Саша, помни, что ты клялась меня любить…

— Помню, Олечка. И ты себе других подруг не заводи!..

— Девицы, посмотрите, какая у меня шляпка! И боа[14] кружевное… Это мне графиня прислала… Мы с мамой на своих лошадях поедем. Прощайте, девицы, приходите непременно ко мне. Я вам все покажу, — суетилась и трещала громче всех Анюта Мухина.

Последними ушли с дедушкой-швейцаром сестры Андреевы. Наташа проводила их и осталась в приюте одна. Здесь ей предстояло пробыть еще несколько дней, а затем уйти прямо на новое место. А сегодня начальница позвала ее к себе — провести вечер. Тяжело было ей туда идти… Что она будет там делать, что говорить? Девушка всегда стеснялась начальницы, строгой и холодной…

Как не хватало сейчас Наташе родной, близкой души, ее участия и заботы… Одна, совсем одна — в этом большом и опасном мире!.. Она прошла в спальню, упала на постель и горько заплакала.

Вдруг она почувствовала, что ее кто-то трясет за плечи. Это была старая учительница.

— Петрова, Петрова, что так горюешь? Не плачь, душечка! Иди, тебя зовут, — старушка поцеловала Наташу и проводила к начальнице.

Девушка вступала теперь на новую, самостоятельную дорогу; жизнь без забот о куске хлеба насущного кончилась…

В мастерской

Около модного магазина с огромной черной вывеской, помещавшегося на первом этаже большого каменного дома, остановилась пролетка. С пролетки спрыгнула худенькая девушка и попросила стоявшего у ворот дворника взять ее вещи. Вещей было немного: небольшая корзинка, помещавшаяся в ногах извозчика, узел и картонка. Девушка расплатилась с извозчиком и робко вошла магазин. Оглянувшись по сторонам, она побледнела и незаметно перекрестилась.

Это была Наташа Петрова. Из приюта она переехала в мастерскую; так началась ее новая жизнь…

Навстречу ей выбежала девочка, оглядела ее и скрылась; из-за двери выглянуло несколько голов.

— Новая мастерица… — послышался шепот в дверях.

Из соседней комнаты вышла хозяйка, та самая высокая сутуловатая женщина, с которой Наташа уже познакомилась в приюте.

— Ну вот и приехали. Отлично!.. Работы у нас теперь — выше головы. Принимайтесь, да поусерднее. Самое главное в деле — быть добросовестной и даром хозяйский хлеб не есть, — голосом, похожим на мужской, заговорила хозяйка.

Наташа застенчиво молчала.

— Вы, может, думаете, душа моя, что у нас, как в «панционе» вашем?.. Нет уж, придется потесниться. В людях жить — не то что в «панционе»… Будете стараться — и вам будет хорошо… Я человек справедливый. Вы, может, думаете, что в людях жить легко?..

Наташа ничего не думала, но она помнила, как эта женщина расхваливала свою мастерскую, жизнь у нее мастериц и девочек. Наташа была удивлена и даже испугана — ей стало жутко от такой неприветливой встречи.

— Спать, душа моя, вам придется в темной комнате… Особого помещения у нас нет. Это ведь не «панцион»… Пойдите, там и поставьте вашу корзинку.

«Что это она все про пансион говорит? Я ведь и сама знаю, что не в пансион пришла», — подумала Наташа, и сердце ее сжалось.

Хозяйка открыла дверь в соседнюю с магазином комнату. Там у двух окон, выходивших на какой-то полутемный двор, работало человек двадцать — девушки и девочки.

Окна были открыты настежь. Раздавался сдержанный говор работниц, стучали швейные машинки. На столах, на табуретах валялись куски материи. Стояли манекены с готовыми платьями, простыми и нарядными. К обоям на стенах, к занавескам были приколоты рукава, воротники, выкройки, куски кружев и отделок.

Наташа смущенно окинула взглядом своих будущих товарок.

В этот ясный майский день они показались ей бледными и усталыми. И, несмотря на открытые окна, воздух в комнате был тяжелый, а над головами работавших точно струился пар или пыль. Окна выходили на задний двор, где виднелись сарай, прачечная и помойная яма.