Дядя Бернак

Последние лучи заходящего солнца окрашивали в пурпур белые меловые утесы, которые так часто встречаются на северных берегах Франции. Когда через час после нашего разговора я вышел к южным воротам лагеря, я был удивлен, не найдя на условленном месте моих друзей. Только у дороги высокий человек, одетый в синий сюртук с металлическими пуговицами, похожий по внешности на бедного сельского фермера, подтягивал подпруги на чудной вороной лошади; несколько поодаль от него молодой конюх в выжидающей позе держал уздечки двух других лошадей. Только узнав в одной из лошадей ту, на которой я приехал из Гросбуа, я догадался, в чем дело, и ответил улыбкой на приветливую улыбку молодого конюха, а фермере в широкой шляпе тотчас же узнал Саварея.

– Я думаю, что мы можем отправиться в путь, не возбуждая ни в ком подозрения, – сказал он. – Вы должны слегка сгорбиться, Жерар! Ну, а теперь трогаемся, а то, пожалуй, будет уже слишком поздно! В моей жизни было много всяких приключений, но это последнее стоит выше всех. Я вспомнил, глядя на воду, туманные берега Англии с чередующимися на них сонными деревушками, жужжание пчел, звон колоколов в воскресные дни, широкие и длинные улицы Ашфорда с их красными кирпичными домиками, кабаками с кричащими вывесками. Большая часть моей жизни мирно протекла в этой обстановке, а теперь я чувствовал под собою бешеную горячую лошадь; два заряженных пистолета висели у меня за поясом; наконец, – самое поручение, от исполнения которого могла измениться вся моя жизнь; мое будущее зависело теперь от того, удаться или нет арестовать самого опасного заговорщика.

Припоминая свою молодость, оглядываясь теперь на все опасности, которые грозили мне, все превратности судьбы, я всегда яснее всего себе представляю этот вечер и бешеную скачку по извилистой проселочной дороге. Это приключение настолько врезалось в мою память, что я, как сейчас, представляю себе все малейшие детали. Мне кажется, что я вижу даже комки грязи, отскакивавшие от подков лошадей, во время бешеной скачки. Выбравшись из лагеря на дорогу, мы поехали краем ужасного соляного болота. Мы постепенно углублялись внутрь страны, проезжая через обширные пространства, заросшие папоротником и кустами терновника, пока наконец слева от нас не показались родные башни Гросбуа. Тогда, по команде Саварея, мы свернули направо и поехали по ограниченной с обеих сторон холмами дороге.

Вскоре в промежутках между двумя холмами мелькнули крылья ветряной мельницы, верхнее оконце которой, отражая в себе солнечные лучи, алело, словно залитое кровью. Около входа стояла распряженная телега, наполненная мешками с хлебом; невдалеке щипала траву лошадь.

Пока мы наблюдали все это, на одном из холмов появилась женщина, осторожно оглянулась по сторонам, держа над глазами руку, в виде козырька. – Взгляни-ка, – взволнованно прошептал Саварей. – Несомненно, он здесь, потому что иначе к чему нужны такие предосторожности. Объедем кругом этот холм, чтобы не дать им возможности увидать нам прежде, чем мы будем у дверей мельницы.

– Но мы можем быстро доскакать, если поедем напрямик, – сказал я. – Здесь слишком неровная местность, так что безопаснее сделать крюк. Тем более, что пока мы едем по дороге, они примут нас за обыкновенных путешественников.

Мы продолжали ехать с самым невозмутимым видом, но чье-то резкое восклицание внезапно заставило нас обернуться. Та же женщина стояла у дороги и следила за нами с лицом, на котором ясно отражалось подозрение. Я догадался, что военная посадка моих спутников обратила ее опасения в уверенность. В один миг она сняла с себя шаль и изо всех сил принялась махать ею. Саварей с проклятием пришпорил лошадь и помчался прямо к мельнице; я и Жерар последовали за ним. Мы как раз прибыли вовремя. До ворот оставалось не более ста шагов, когда какой-то человек выскочил из мельницы и торопливо огляделся по сторонам.

По черной всклокоченной бороде, по массивной фигуре с сутуловатыми плечами, я сразу узнал Туссака. Один взгляд убедил его, что мы не дадим ему возможности бежать; бросившись обратно в мельницу, он с шумом захлопнул за собою тяжелую дверь.

– В окно, Жерар, в окно! – крикнул Саварей.

Молодой гусар спрыгнул с седла и с ловкостью клоуна проскользнул в маленькое четырехугольное окошечко, бывшее в нижнем этаже мельницы. Через несколько минут Жерар раскрывал перед нами дверь; с его рук и лица капала кровь.

– Он убежал по лестнице, – сказал он.

– Тогда мы можем не торопиться, потому что он не может миновать наших рук, – сказал Саварей, когда мы слезли с лошадей.

– Вы, кажется, испытали на себе первые изъявления восторга Туссака при виде нас? Я надеюсь, вы не опасно ранены?

– Пустячные царапины, генерал, больше ничего!

– Вот ваши пистолеты! Где же мельник?