Дядя Бернак

Еще маленьким мальчиком, меня возили в Булонь на летние купанья. Неужели можно забыть все то милое прошлое, забыть, как я, маленький сорванец, чинно шагал рядом с отцом по берегу моря? Как удивлялся я тогда, видя, что рыбаки удалялись при виде нас! Об Этепле я сохранил иные воспоминания: именно оттуда мы были вынуждены бежать в Англию. И пока мы шли из своего собственного дома, обреченные на изгнание, мучимые сознанием предстоящих нам бедствий и унижений, народ с неистовым ревом толпился на плотине, далеко выдававшейся в море, провожая нас взорами, полными ненависти и злобы. Кажется, я никогда не забуду этих минут! Временами мой отец оборачивался к ним, и тогда я присоединял свой детский голос к его мощному и повелительному голосу. Он приказвал им прекратить свои выходки, потому что в слепом злобном неистовстве из толпы принимались бросать камнями, и один из них попал в ногу матери.

Вот они места, где так беспечно протекало мое детство! Вот они справа и слева от нас; а в десяти милях находится мой собственный замок, моя собственная земля в Гросбуа, которая принадлежала нашему роду гораздо раньше той эпохи, когда французы с герцогом Вильгельмом-Завоевателем во главе отправились покорять Англию.

Как я напрягал свое зрение, силясь, сквозь тьму, окружавшую нас, рассмотреть далекие еще башни наших укреплений! Один из моряков совершенно иначе понял ту напряженность, с которой я пытался пронзить тьму глазами, и, словно стараясь угадать мою мысль, заметил:

– Этот удаленный берег, простирающийся на весьма значительное расстояние, служит приютом многим, которым, подобно вам, я помогал высадиться здесь.

– За кого-же вы меня принимаете? – спросил я.

– Это не мое дело, сударь. Существуют промыслы, о которых не принято говорить вслух.

– Неужели вы считаете меня контрабандистом?

– Вы сами говорите это; да впрочем не все ли равно, наше дело перевозить вас.

– Даю честное слово, что вы ошибаетесь, считая меня контрабандистом. – В таком случае вы беглый арестант.

– Нет!

Моряк задумчиво оперся о весло и, несмотря на тьму, я видел, что по его лицу пробежала тень подозрения.

– А если вы один из Наполеоновских шпионов – вдруг воскликнул он. – Я шпион?!

Тон моего голоса вполне разубедил его в гнусном подозрении. – Хорошо, – сказал он, – я совершенно не могу представить себе, кто вы. Но если бы вы действительно были шпионом, моя рука не шевельнулась бы, чтобы способствовать вашей высадке, что бы там ни говорил шкипер. – Вспомни, что мы не можем жаловаться на Бонапарта, – заметил молчаливый до того времени второй гребец низким дрожащим голосом, – он всегда был добрым товарищем по отношению к нам.

Меня очень удивили его слова, потому что в Англии ненависть и злоба против нового императора Франции достигли своего апогея; все классы населения объединились в чувстве ненависти и презрения к нему. Но моряк скоро дал мне ключ к разгадке этого явления.

– Если теперь положение бедного моряка улучшилось настолько, что он может свободно вздохнуть, то всем этим он обязан Бонапарту, – сказал он. Купцы уже получили свое, а теперь пришла и наша очередь. Я вспомнил, что Бонапарт пользовался популярностью среди контрабандистов, так как в их руки попала вся торговля Ламанша. Продолжая грести левой рукой, моряк правой указывал мне на черноватые, мрачные волны бушуюего моря.

– Там находится сам Бонапарт, – сказал он.

Вы, читатель, живете в более покойное время, и вам трудно понять, что при этих словах невольная дрожь пробежала по моему телу. Всего десять лет тому назад мы услышали это имя впервые. Подумайте, всего десять лет, и в это время, которое простому смертному понадобилось-бы только для того, чтобы сделаться офицером, Бонапарт из безвестности стал великим. Один месяц всех интересовало, кто он, в следующий месяц он, как всеистребляющий вихрь, пронесся по Италии. Генуя и Венеция пали под ударами этого смуглого и не особенно воспитанного выскочки. Он внушал непреодолимый страх солдатам на поле битвы и вегда выходил победителем в спорах и советах с государственными людьми. С безумной отвагой устремился он на восток, и пока все изумлялись знаменитому походу, которым он разом сделал Египет одной из французских провинций, он уже снова был в Италии и наголову разбил австрийцев.

Бонапарт переходил с места на место с такой же быстротой, с какой распространялась молва о его приходе. И где бы Бонапарт ни проходил, всюду враги его терпели поражения. Карта Европы, благодаря его завоеваниям, значительно изменила свой вид; Голландия, Савойя, Швейцария существовали только номинально, на самом деле страны эти составляли часть Франции. Франция врезалась в Европу по всем направлениям. Этот безбородый артиллерийский офицер достиг высшей власти в стране и без малейшего усилия раздавил революционную гидру, пред которой оказались бессильными прежний король Франции и все дворянство.