Девы ночи

Голым идеолог выглядел и вовсе отвратительно. Он влез на кровать, подполз к девочке и принялся целовать ей ноги, потихоньку подбираясь все выше и выше, пока не задрал на ней рубашку и не развел бедра.

– Ну, видишь, ничего страшного, – улыбнулся Ярко. – Старое чучело больше ни на что не способно, кроме поцелуев.

Мне понемногу отлегло от сердца.

Девочка лежала, не шевелясь, пока тот вылизывал ее тело, ласкал красными пухлыми пальцами и трясся в старческом оргазме.

– Вот и все, – сказал Ярко, выключив камеру.

Старик обессиленно упал на кровать и тяжело дышал с закрытыми глазами. На его волосатых ногах блестела сперма.

Я сплюнул и вышел из комнаты.

Развлечение в «девятку» закончилось. Гости снова взялись за бокалы и дружно выпили.

Фрау Ольга не забывала своих обязанностей, и я увидел, как она подвела Бобрика с Ярчуком к двум девчуркам. Через минуту обе пары покинули зал. Так вот кто у нас обожал маленьких девочек!

Прием продлился еще часа полтора, и гости начали расползаться по комнатам. Теперь и для меня нашлась работа, я должен был отвести одного добродия[75], который уже успел надежно вырубиться.

Фрау Ольга смылась с каким-то клиентом в комнату пыток.

Пьяная Лида цеплялась ко всем с одним вопросом:

– Где кабинет товарища Бобрика? Срочная телеграмма! Лично Леонид Ильич!

IX

Проснулся я поздно. На улице снова царил хаос. Машины подъезжали и забирали гостей, хозяева провожали, приглашая «на посошок». Девушки стояли наготове, держа цветные подносы с водкой, шампанским и легкой закуской.

Бобрик раз за разом прижимал к себе киевского гостя и хриплым с похмелья голосом переспрашивал:

– Ну, как вам? Как? Правда, высший пилотаж?

Я спустился вниз. На кухне не было ни одной живой души. Я открыл холодильник, забитый остатками со вчерашнего пиршества, и стал завтракать. Только я налил себе кофе, как вошел Ярко.

– Приятного аппетита.

– Чего надо? – улыбнулся я.

– Шоколада. Вот от кофе и я не откажусь, – сказал он, подсаживаясь.

– А ты почему не с ними?

– Пошли они… Там все еще настолько прибацанные, что лыка не вяжут. Перегаром несет аж за километр. Мне кажется, это как раз хорошая возможность наведаться к Франю. Мне нужно проявить пленку. Под этим поводом можем смыться.

– Хорошо. В воскресенье утром Франя еще можно будет застать дома.

Когда мы вышли во двор, отъехала последняя машина с гостями.

– Кто куда, а я спать, – сказал пан Роман, зевая.

– А вы куда? – поинтересовалась фрау Ольга.

– Пленку проявлять, – ответил за нас пан Роман. – Пусть идут. Сегодня вы все свободны. Можете расползаться по норам.

Мы сели в авто, и все время, пока мы не выехали из нашей улочки, меня не покидало чувство, что фрау Ольга не сводит с нас глаз.

– Чтоб я скис, если она чего-то не подозревает.

– А это ее обычное состояние – абсолютно всех подозревать. Ей бы в гестапо работать.

– У нее есть любовник?

– Зачем? Она развлекается с клиентами. Есть такое насекомое – богомол. Так вот, когда самка спаривается с самцом, то во время оргазма отгрызает самцу голову. Фрау Ольга – именно такая. Она не нуждается в длительном общении.

– Тебя не пробовала соблазнить?

– Нет. Видать, я не в ее вкусе.

– А вот меня пыталась.

– Иди ты! И как это выглядело?

Я рассказал. Ярко покачал головой.

– Может быть, лучше для нас обоих было бы, чтобы ты ее трахнул.

– Тогда бы я остался без головы?

– Возможно. Не существует правил без исключений. Кто знает, не на тебе ли она споткнулась бы. Неужели ты настолько каменный, что не почувствовал к ней влечения?

– Она довольно привлекательна. Идеальная фигура, задница так и просится, чтобы за нее взяться. Но я не люблю властных женщин. Я не мазохист. Меня удивляет, что ты ее еще не трахнул.

– Я – пас. Я слишком люблю свою жену.

– Ту, которая от тебя ушла?

– Ту самую. Только Оксана меня не бросала. Я сам снял для нее и малой жилье на Майоровке. Чтобы не подставлять семью, понимаешь? А шефам я сказал, что с Оксаной все контакты порваны, она не разрешает мне видеться с дочерью, а я этого не слишком хочу. Я старался изобразить из себя пропащего человека. Не созданного для семьи. Соображаешь? Я не хочу, чтобы меня шантажировали семьей.

– А что, если они у тебя дома тоже затеют шмон?

– А они там найдут разные интересные таблетки, от которых тащатся все наркоманы, сушеные маковые головки, а на плите стоит закопченная кастрюлька для вываривания кокнара[76]. Все должно говорить о том, что я – конченый наркоман.

– Но с женой и дочерью ты видишься?

– Конечно. Но делаю это очень осторожно. И с удовольствием воспользуюсь сегодня тем, что я под твоим прикрытием.

На Новом Львове я попросил его свернуть в улочку, соседнюю с той, где жил Франь. Ярко остался ждать в машине, а я взял короткоиграющую кассету и подался к дому, где два года назад разыгралась удивительная комедия с крадеными джинсами.

На мой звонок донеслось шарканье тапочек, и заспанный голос Франя выдавил:

– Кто там?

Я назвался. Но Франь долго не мог меня припомнить, или делал вид, что не может. Он сопел, покашливал, десять раз переспрашивал, пока, наконец, не открыл дверь и не впустил меня в дом.