– Лучше сейчас. Если хочешь, я ей скажу.
– Нет, нет, мамочка. Это надо сделать мне. Ужин, наверно, нужно будет отнести ей наверх. А завтра нам, должно быть, придется поехать в Чичестер.
– Как все это ужасно для тебя, Динни!
– Напротив, мне это поможет.
Взяв телеграмму, она пошла к Диане.
Диана была в детской, – детей укладывали спать, и они всячески оттягивали эту нежеланную минуту; в их возрасте еще не понимаешь, как приятно заснуть. Динни знаком вызвала Диану в спальню и молча протянула телеграмму. Хотя за последние дни они очень сблизились, между ними все же было шестнадцать лет разницы, и Динни не решалась ее утешать, как поступила бы со своей сверстницей. К тому же она никогда толком не знала, что у Дианы на душе. Та прочитала телеграмму с каменным лицом, словно не узнала ничего неожиданного. Ничто не отразилось на этом красивом лице, с тонкими, как на старинной монете, чертами. Она взглянула на Динни, и в глазах у нее не было ни слезинки.
– Ужинать я не пойду. Значит, завтра – в Чичестер? – только и сказала она.
Сдерживая волнение, Динни молча кивнула и вышла. После ужина, наедине с матерью, она заметила:
– Хотела бы я так владеть собою, как Диана.
– Жизнь научила ее выдержке.
– Но есть в ней что-то и от холодной гордячки.
– А это не так уж плохо.
– Что будут выяснять на следствии?
– Боюсь, что там ей понадобится вся ее выдержка.
– Мама, а мне придется давать показания?
Ведь ты же последняя, кто с ним разговаривал.
– Да. Я должна рассказать, как он подходил к двери вчера ночью?
– Если тебя спросят, ты, наверно, должна рассказать все, что знаешь.
Кровь прилила к щекам Динни.
– А я не расскажу. Я даже Диане не сказала. И вообще не понимаю, какое до этого дело посторонним.
– И я не понимаю; но нашего мнения в таких случаях не спрашивают.
– Не скажу: не буду потакать нездоровому любопытству и причинять Диане лишнюю боль.
– А что, если слышала горничная?
– Никто не докажет, что слышала я.
Леди Черрел улыбнулась.
– Жаль, что здесь нет отца.
– Не говори папе того, что я тебе сказала. Не надо испытывать мужскую совесть; хватит нам и женской, ее хоть можно унять.
– Хорошо, не скажу.
– У меня не будет ни малейших угрызений совести, если придется что-нибудь скрыть, – лишь бы меня не поймали, – заявила Динни, все еще под впечатлением от лондонского полицейского суда. – И зачем вообще это следствие? Он мертв. Просто нездоровое любопытство.
– Зря я тебе все-таки потакаю, Динни.
– Нет, не зря. Сама знаешь, в душе ты со мной согласна.
Леди Черрел промолчала. В душе она и в самом деле была согласна…
Генерал и Алан Тасборо приехали на следующее утро первым поездом, а спустя полчаса все они отправились в открытой машине в Чичестер; Алан правил, рядом сидел генерал, а на заднем сиденье прижались друг к другу леди Черрел, Динни и Диана. Поездка была долгая и печальная. Откинувшись на сиденье и подняв меховой воротник, из которого торчал только кончик носа, Динни предалась размышлениям. Ей становилось ясно, что в какой-то мере она могла оказаться в центре предстоящего следствия. Ведь это с ней Ферз поделился своими сокровенными мыслями; это она увезла из дома детей; она спустилась ночью звонить по телефону, а потом услышала то, о чем собиралась умолчать; наконец – и это самое важное – ей придется сказать, что это она обратилась за помощью к Адриану и Хилери. Лишь за ее спиной можно скрыть дружбу Адриана с Дианой: да, это она посоветовала Диане обратиться к дяде за помощью, когда пропал Ферз. Как и все, Динни читала в газетах о скандальных происшествиях с другими людьми – и даже не без удовольствия; но, как и всех, ее возмущала самая мысль, что в скандальную хронику могут попасть ее родные или друзья. Если бы на следствии выяснилось, что к дяде обратились как к давнему и близкому другу Дианы, им обоим не избежать расспросов, которые вызовут подозрения, – публика, помешанная на любовных историях, сразу навострит уши. Воображение Динни лихорадочно работало. Если выяснится давняя и близкая дружба Адриана с Дианой, еще, чего доброго, заподозрят, будто это он столкнул Ферза в карьер, – конечно, если при этом не было Хилери, никто ведь еще не знает подробностей. Перед Динни мелькали страшные картины. Любая сенсация куда больше по вкусу публике, чем правдивый, но прозаический факт. И в ней крепла озорная решимость провести публику и лишить ее желанной сенсации.
В Чичестере в холле гостиницы их встретил Адриан; Динни отвела его в сторонку и сказала:
– Дядя, можно мне поговорить с тобой и дядей Хилери наедине?
– Хилери пришлось вернуться в Лондон, но он приедет вечером, попозднее; тогда и поговорим. Следствие назначено на завтра.
Этим Динни и пришлось удовольствоваться.
Адриан рассказал ей, как все произошло; Динни, еще раньше решившая, что ему не следует провожать Диану в покойницкую, предложила:
– Скажи нам, дядя, где это; я сама провожу Диану.
Адриан молча кивнул.