Триста двадцать первая комната располагалась на четвертом этаже в левой части коридора. Фогель остановился на пороге и направил внутрь луч фонарика. Пучок света обшарил комнату и остановился на грязном матрасе, на котором сидела Анна Лу.
Однако никакого тела в комнате не было. Не чувствовалось даже запаха.
И никаких признаков, что здесь были люди. Что же происходит, гадал спецагент. Заметив, что дверь в ванную комнату закрыта, он подошел и взялся за дверную ручку, словно это движение могло помочь ему почувствовать смерть и разрушение внутри ванной комнаты. Ведь именно отсюда монстр вел свою жуткую съемку.
«Он хочет, чтобы я открыл дверь», – сказал себе Фогель. Теперь в голове спецагента команды отдавал «человек тумана».
Фогель медленно нажимал на ручку, пока она не опустилась до предела. И тогда резко распахнул дверь.
В лицо ему ударил яркий свет.
Это было как взрыв, только без огня и жара. Световой волной его отбросило назад.
– Держи его! Поймал? – раздался женский голос.
И кто-то ответил:
– Поймал!
Фогель попятился еще на шаг и закрылся рукой от слепящего света. Из-под руки он разглядел человека с телекамерой, а за ним еще одну фигуру, которая протянула руку и что-то поднесла ему к подбородку.
Микрофон.
– Спецагент Фогель, как вы объясните свое присутствие здесь? – спросила Стелла Хонер, не дав ему ни секунды передышки.
Полицейский в растерянности продолжал пятиться назад.
А журналистка наступала:
– Наш канал получил видеокассету с Анной Лу и ее похитителем. Вы знали, что девочку держали в этой гостинице?
Фогель чуть не упал на загаженный матрас, но удержал равновесие.
– Оставьте меня в покое!
– Откуда вы это узнали и почему скрывали информацию?
– Я… я… – пытался он выкрутиться.
Но в голову ничего не приходило. Он не смог даже задать ответный вопрос, а что, собственно, делают здесь корреспонденты.
– Оставьте меня в покое! – услышал он и не узнал собственного голоса в неуверенном, срывающемся визге.
И в этот момент Фогель понял, что его карьера закончилась навсегда.
23 февраля
Шестьдесят два дня после исчезновения
В ту ночь, когда все навсегда изменилось, Флорес следил глазами за Фогелем, который рассеянно разглядывал чучела рыб на стенах амбулатории.
– А знаете, доктор, все ваши рыбки похожи друг на друга.
– На самом деле это одна рыбка.
Фогель недоверчиво на него взглянул:
– Как это – одна рыбка?
–
– То есть вы хотите сказать, что коллекционируете только эту породу?
– Сам знаю, что это странно.
Но Фогель не унимался:
– Но почему?
– Я бы так сказал: порода самая чарующая, этих рыб труднее всего поймать. Но это не вся правда. Помните, я вам говорил, что перенес инфаркт? Так вот, когда случился приступ, я был один на горном озере. Поплавок ушел под воду, и я тянул изо всех сил.
Флорес изобразил, как он вытягивал рыбу.
– Острую боль в левой руке я принял за судорогу от напряжения и продолжал тянуть. Когда же боль распространилась по всей грудной клетке и засела в грудине, я понял, что со мной что-то не то. Я упал на спину и почти потерял сознание. Помню только, что рядом на траве лежала крупная рыбина и, задыхаясь, смотрела на меня. Мы оба умирали.
Он рассмеялся:
– Глупая ситуация, правда? Я был молод, мне едва исполнилось тридцать два года, да и этот экземпляр был в расцвете рыбьих сил. Последний оставшийся во мне кусочек воздуха я истратил на то, чтобы позвать на помощь. На мое счастье, поблизости по лесу проезжал егерь.
Он указал на стену:
– Вот та самая рыбка.
– И какова же мораль истории?
– А нет никакой морали. Просто с тех пор каждый раз, как мне удается поймать радужную форель, она заканчивает свой жизненный путь на этой стенке. Я сам делаю из них чучела. У меня в полуподвале есть специальная лаборатория.
Фогеля все это позабавило.
– А вот мне бы хотелось сделать чучело из Стеллы Хонер. Эта гарпия меня как следует поимела. Можно подумать, что похититель Анны Лу не только меня втянул в эту историю…
Флорес снова посерьезнел:
– Я полагаю, ваше присутствие нынешней ночью в Авешоте – не простая случайность. И авария произошла потому, что вы от чего-то спасались бегством.
– Привлекательная гипотеза, – согласился Фогель. – А если точнее: от чего я спасался бегством?
Флорес откинулся на спинку кресла.
– То, что вы в состоянии шока, – вранье. То, что вы потеряли память, – тоже вранье… Вы помните каждую подробность. Разве не так?
Фогель снова сел на стул и бережно провел рукой по своему кашемировому пальто, словно хотел удостовериться в мягкости ткани.
– Наверное, я действительно потерял все, потому что во мне зародилась одна глубокая мысль. Впервые в жизни я подумал не только о собственной выгоде.
– И что же это была за мысль, если она навсегда изменила ваше восприятие?