Ужасный финал этой истории потряс публику. Однако кое-кто в верхах полицейских чинов и представителей СМИ догадался: что-то неожиданно переменилось и ничего уже не будет как прежде.
Началась новая эра.
Правосудие уже не было прерогативой трибуналов, теперь оно принадлежало всем без исключения. И при таком новом взгляде на вещи информация превратилась в ресурс.
Смерть маленького, ни в чем не повинного мальчика вызвала к жизни бизнес.
Фогель, молодой полицейский-идеалист, даже представить себе не мог, что станет частью извращенного механизма и будет строить свою блестящую карьеру на чужом несчастье. Однако тогда он пришел к удивительному заключению… Лаура Бланк рассказывала, что вышла из дому, чтобы взять в машине купленную накануне упаковку молока. Ее дом перерыли десятки раз, прежде чем нашли там отпечаток пальца Бернинского.
Но тогда почему никто не нашел пресловутый пакет с молоком?
И повзрослевший Фогель, уже с большим опытом за плечами, до сих пор задавал себе этот вопрос. И до сих пор возможный ответ на него заставлял его содрогаться. Лаура Бланк быстро устроила свою личную жизнь с человеком, которого знала задолго до событий и который, может быть, не хотел брать на себя ответственность за чужого ребенка. Продать журналистам идею, что Лаура давно догадывалась о намерениях Бернинского и дала ему возможность их осуществить, было бы трудно. Но в том, что Лаура нарочно надолго вышла из дому, Фогель был уверен. Но он знал, что есть тайны, которые так и должны оставаться тайнами. И поэтому он ни с кем не поделился своими подозрениями. Однако всегда об этом вспоминал, когда в деле обнаруживалось что-нибудь слишком очевидное.
И в это утро, когда они с агентом Борги ехали на служебной машине, ему на ум пришло дело маленького Лео. Борги прибежал за ним в гостиницу бегом.
Ныряльщики нашли в сточном канале разноцветный рюкзачок Анны Лу Кастнер.
Порой ему становилось страшно в закрытом доме и хотелось куда-нибудь сбежать. Мартини наловчился сбивать со следа журналистов, стоявших лагерем возле дома. К примеру, он вычислил, что время между пятью и семью часами, когда они готовили к выходу очередной репортаж, было самым благоприятным, чтобы улизнуть с черного хода.
У него был свой лабиринт «надежных» улиц, через который ему удавалось выбраться из Авешота. Он уходил в лес и погружался в уединение природы, в уверенности, что скоро потеряет привилегию свободы. С момента его встречи со спецагентом Фогелем в придорожном ресторане прошло уже пять дней. Представить себе, что все это время полицейский гонялся за пегим котом, было воистину смешно. Истина была в том, что учитель не испытывал ни малейшего страха перед тем, что могло с ним произойти. Лорис Мартини, не переставая, укреплял и закалял свою душу, хотя его запущенный, одичалый вид говорил о другом. Длинная нечесаная борода и резкий запах немытого тела теперь были для него броней, которой он рассчитывал отгородиться от людей. Клеа была бы недовольна, она все время следила за его внешним видом и постоянно донимала его советами по этому поводу. В юности он был небрежен в одежде до того дня, когда, в синем костюме и в смешном галстуке-бабочке, явился приглашать ее на ужин. Его жене всегда была важна видимость, форма.
Мартини остро ощущал отсутствие Клеа и Моники, но понимал, что должен стойко держаться и ради них тоже. С самого их отъезда они ни разу не общались, даже по телефону. Сказать по правде, он и сам не пытался им позвонить. Он хотел их уберечь. Уберечь от себя.
Утренний туман медленными каплями скатывался с листьев, и Мартини с удовольствием поглаживал их ладонями, ощущая свежую влагу. Он шел, раскинув руки и прикрыв глаза, и блаженно, полной грудью вдыхал напоенный ароматами леса воздух. Ночь понемногу уступала место разгоравшемуся дню, и сознание наполнялось новой свежей силой. Лесные звери вылезали из нор, птицы радостно заливались, выныривая из сумрака.
Когда запищал таймер наручных часов, Мартини понял, что его два часа свободы кончаются и наступило время возвращаться. В тот день он тоже, как обычно, повернул и пошел к дому той же дорогой, что выходил из города. Но на шоссе, ведущем в Авешот, заметил идущую навстречу фигуру. Человек шел по противоположной стороне проезжей части. Учитель с радостью свернул бы в сторону, чтобы не столкнуться с ним, но сворачивать было некуда: кругом поля и ни одной тропинки. Пришлось продолжить путь, пониже опустив голову и надвинув козырек на пол-лица. Засунув руки в карманы и сгорбившись, он старался идти точно вдоль воображаемой линии и точно ее соблюдать. Но желание разглядеть лицо загадочного путника взяло верх, и, когда он его узнал, у него перехватило дыхание.
Бруно Кастнер узнал его несколькими секундами позже. Он тоже, видимо, растерялся от неожиданности, потому что замедлил шаг.