Девушка в тумане

– Ну и где она сейчас, как ты думаешь? – спросила Клеа, пытаясь разрушить такую абсурдную версию произошедшего.

– А я откуда знаю? – развел руками Одевис. – Потом она вернется домой, а семья и братство постараются все замять.

Клеа схватила мужа за больную руку и крепко ее стиснула, не обращая внимания на рану. Мартини вытерпел боль, ему не хотелось, чтобы жена принялась ссориться с хозяевами дома. Ограниченные люди, такие как Одевис, всегда могут многому научить. И действительно, немного погодя он довел-таки до конца свой логический шедевр:

– Я думаю, дело не обошлось без одного из мигрантов, которые здесь ошиваются и приходят ко мне в поисках работы. Скажу ясно: я не расист. Но по-моему, надо ограничить въезд для выходцев из тех стран, где секс под запретом. Они потом насилуют наших девочек: им же надо удовлетворить свою природную потребность.

«И отчего это расистам, прежде чем произнести спич, надо непременно предупредить, что они не расисты?» – подумал Мартини. Клеа была готова взорваться, но Одевис на этот раз предусмотрительно обратился к нему:

– А ты что об этом думаешь?

Прежде чем ответить, учитель немного подумал.

– Несколько дней назад, когда мы с Клеа обсуждали это известие, я сказал, что, возможно, Анна Лу сбежала из дома и все очень скоро выяснится. Но теперь мне кажется, что прошло уже слишком много времени… В общем, нельзя исключить, что с девочкой действительно что-то случилось.

– Да, но что «что-то»? – не унимался Одевис.

Мартини знал: то, что он собирается сказать, еще больше встревожит Клеа.

– Я сам отец, и у родителей, даже в самой отчаянной ситуации, всегда остается ниточка надежды, но… Но я думаю, Кастнерам надо готовиться к худшему.

После этой фразы все замолчали. И дело было не в смысле слов, а в тоне, каким они были произнесены. Мартини говорил убежденно, без всяких сомнений.

– Ну, так на будущий год вернемся к нашему разговору? – предложил сосед, стоя на крыльце своей роскошно-безвкусной виллы и обняв жену за плечи.

– Конечно, – отозвался учитель без особой убежденности.

Моника уже вошла в дом, а родители все еще прощались с соседями.

– Хорошо, – сказал Одевис. – Значит, решено.

Мартини с женой уходили, обнявшись. Уже переходя улицу, они услышали, как за ними закрылась дверь. Клеа резко отодвинулась от мужа.

– Что случилось? Что я такого сделал?

Она сердито обернулась:

– Это потому, что он предложил мне работу секретарши, да?

– Что? Не понимаю…

– Только что, когда ты говорил о семье Анны Лу, – заявила она, словно втолковывая ему очевидную вещь, – когда сказал, что Кастнерам надо готовиться к худшему…

– Ну и что? Я сказал то, что думаю.

– Нет, ты это сказал нарочно. Ты хотел меня наказать за то, что я недостаточно решительно отвергла предложение Одевиса.

– Ради бога, Клеа, не начинай, – попытался он ее успокоить.

– И не успокаивай меня! Ты прекрасно знаешь, как меня расстроила эта история. Или ты забыл, что у нас шестнадцатилетняя дочь и все это случилось там, куда мы решили увезти ее против ее воли?

Клеа сложила на груди руки и вся дрожала. Мартини понял, что дрожит она не от холода.

– Хорошо, ты права. Я допустил ошибку.

Жена посмотрела ему в лицо и увидела, что он действительно огорчен. Она прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Мартини обнял ее, чтобы согреть. Клеа приподняла подбородок, ища глазами его глаза.

– Прошу тебя, скажи мне, что ты так не думаешь.

– Ну конечно, – соврал он.

27 декабря Четыре дня после исчезновения

Они приезжали и группами, и в одиночку, некоторые целыми семьями. Вокруг дома Кастнеров царило постоянное, но довольно упорядоченное движение. Люди подходили к дому и клали на землю шелкового, глиняного или плюшевого котенка. На их лицах отражался свет зажженных свечей, они тянулись к этому оазису света и тепла в темноте и холоде зимнего вечера и находили утешение.

Клеа увидела по телевизору кадры этого спонтанного паломничества к дому Кастнеров и попросила мужа, чтобы он ее туда проводил. Моника осталась дома, но отдала свою любимую игрушку, чтобы мать отнесла ее как подношение пропавшей девочке.

Это был розовый плюшевый котенок.

Клеа с дочерью очень сблизились в эти дни. «Бывает, что проявления зла сближают людей, – думал Мартини. – Они, как бальзам, врачуют жизни тех, кто стал друг другу чужими, и те начинают понимать истинную цену вещей. И от страха, что могут друг друга потерять, они спешат сохранить отношения, пока кто-то или что-то не отнимет их и не утащит. Кастнеры этого не сделали вовремя. И им досталась неблагодарная доля стать первым звеном цепи и тем самым передать предупреждение другим».

Учитель сидел в машине в сотне метров от дома, где выросла Анна Лу. Подъехать ближе не давал полицейский кордон. Дальше люди шли пешком. Клеа смешалась с небольшой группой, а он остался ждать ее здесь.

Опершись перевязанной рукой на руль, Мартини наблюдал за происходящим сквозь ветровое стекло.